APHRODITE PANDEMION

Для народов первозданных
Слит был в радостном согласье
Со стихиями – туманный
    Мир идей.
Выходила к ним из пены
Матерь радости и страсти,
Дева Анадиомена [2],
    Свет людей.

Но на Кипре крутогорном
Раздвоилось это имя [3],
И Урания над миром
    Вознеслась,
Небом звёздным величанна,
Олимпийцами хвалима,
Духу бодрому – охрана,
    Щит и связь.

С этих пор, рука Прекрасной –
Тем героям, кто в исканьях,
В муках битв изнемогая
    Духом креп...
Но в угрюмых мутно-красных
Развевающихся тканях,
В свите гроз сошла другая
    В свой Эреб[4].

Всякий – раб или свободный –
В жертву дух за наслажденье
Афродите Всенародной
    Приготовь!
И запенились амфоры,
Задымились всесожженья,
И спешили славить хоры
    Хмель и кровь.

Над столицей мировою
Слышишь гул страстей народных?
Так звучал "эван-эвое"
    В древний век.
Хмель и кровь потоком алым
Бьют из капищ темносводных,
Льют по руслам небывалым
    Новых рек.

И, деяньем сверхразумным
Волю кормчих исполняя,
Благоденственна, кровава
    И тепла,
Есть над каждым многошумным
Ульем наций, каждым краем
И над каждою державой
    Эта мгла.

Пряди похоти и страсти
Из эфирной плоти нашей –
Это ты! Твоё участье
    Каждый пил,
О, блюстительница рода!
О, зиждительница чаши –
Бурной плоти сверхнарода,
    Полной сил!

Пред тобой – в своём бессмертье
Града стольного богиня
Только первая из первых
    Дочерей...
И на каменных твердынях
Не твоё ли имя чертят
Переливчатые перлы
    Фонарей?

1950




    ТАНЦЫ ВВЕРХУ

А прожекторы – тускло-розовый и багровый –
То выхватывают,
               то комкают
                         облака,
Будто плещутся пламенеющие покровы
Сатурналии, –
             вакханалии, –
                          гопака.
Развиваются и свиваются покрывала,
То отпрядывают,
               то вспыхивают
                            шары –
То ль невидимые знамения, то ль обвалы
В ино-значные,
              ино-ритменные
                           миры.

Будто ухающею поступью сверх-колоссов
Над столицею
            сотрясается
                       алый нимб,
Будто топотами
              и громом
                      многоголосым
Содрогается
           воздвигающийся
                         Олимп.

И приплясывающей
                неистовствующей
                               грудой
Чуть просвечивают двоящиеся черты
Многоногой,
           тысячерукой,
                       тысячегрудой,
Но такою же обезумевшей, как и ты:

Всероссийские завихряющиеся пурги
Поднимающей, улюлюкая, в трепаке –
Не Венеры,
          не Афродиты,
                      не Кали-Дурги, –
Той, которой
            ещё нет имени
                         в языке.

1951




    ТАНЦЫ ВНИЗУ

А в кварталах, клубах,
                      по вокзалам,
                                  Залам –
Шёпот и объятия:
                – Со мной
                         Давай!.. –
В бульканьях и треньканьях
                          гитары
                                Пары
Впитывают жадно
               зной
                   Гавай.
Цокают оркестры,
                и от звона
                          Сонно
Звякают все люстры,
                   дрожит
                         Фестон...
Медленно и томно,
                 монотонно,
                           Тонны
Сала колыхает
             и томит
                    Бостон.
Только бы отделаться
                    от дум бы...
                                ...Румбы
Плотная мелодия бубнит
                      В мозгу,
Зудом растекается
                 по тяжким
                          Ляжкам,
Мысль осоловелую
                кривит
                      В дугу.
Ножницами лязгает ли
                    Мойра?..
                            – ...Ой-ра,
Ой, развесели меня, –
                     зачем
                          Молчишь?
Терпкою оскоминой
                 нас давит,
                           Правит
Нами, барабанящий
                 в ключе
                        Матчиш.
Приторною патокою
                 льётся,
                        Вьётся,
В ринги, в рестораны,
                     в салон,
                             В буфет –
Кто-то неотвязный,
                  беспощадный,
                              Чадный,
Кто-то неотступный,
                   как сон,
                           Как бред.
Чем он, непонятный,
                   озабочен?
                            Хочет
Наших ли он пыток?
                  жизней?
                         Чувств?
Требует он ночи!
                ночи!
                     Ночи!
Вот зачем напиток
                 в чашах
                        Густ.

1950




    ШАБАШ

       Вот,
   Сплошь
Полная древними призраками,
       Бьёт
   Счёт
Полночь над башенным рвом.
       Блеск
   Рамп
Сразу сменяется сумерками...
       Стих
   Треск
Джазов, юркнув,
          как
      гном.

       Груз
   Тумб
В поступи люда развинчивающейся,
       Ритм
   Румб
В памяти бьётся, звеня...
       Так
   Прочь
Бросив запреты развенчивающиеся,
       Мглит
   Ночь
Броккена[5] – злой
                  свет
                      дня.

       Шарф
   Мглы
Вьётся за каждою женщиною –
       Знак
   Лярв,
Мечущихся до зари,
       Чтоб
   К нам
Жался квартал поножовщиною,
       Чтоб
   Мрак
Царствовал час,
               два,
                   три.

       Лов
   Рыск
В парках, бульварах, на набережной:
       Там
   Туп
Говор упрямой любви,
       Там
   Скрип
Пьяной гармоники судорожный:
       Всхлип
   Губ
Пряный: – Целуй,
                – Мни,
                      – Рви.

       Вон
   Клумб
Нежные поросли вытоптаны;
       Гной
   Чувств
Приторен, как хлороформ...
       Так
   Рвёт
Похоть – столетьями выкованный
       С душ
   Гнёт
Будничных уз,
             пут,
                 норм.

       Вот
   Тишь
Сходит на слизь человеческую,
       В сон
   Плит,
В чадную муть вещества...
       Лишь
   Здесь
Древняя правда фаллическая
       Всё
   Длит
Час своего торжества.

1950




    ШЕСТВИЕ

Белёса ночь. Над сном гудрона голого
Погасли краски: только цвет золы,
Лишь жестяной, промозглый отсвет олова
Да проползающие пряди мглы.

В открытый рот, в утробу града снулого
Свисает облачная бахрома,
И видит дух: белеющее тулово,
Огромней домн, проходит сквозь дома.

Бежать? куда?.. Все члены тела страшного
Эфирным салом плотно налиты,
И тусклый взор, как циферблат над башнею,
Меж грузных век чуть тлеет с высоты.

Стихийной мощи ль будущего Рубенса
Запечатлеть богиню на холсте...
В уступы гор грядущий скульптор врубится,
Чтоб изваять из камня мышцы те,

Чтоб намекнуть на эти глыбы лобные,
На скаты плеч, на душный аромат,
На эти груди, куполам подобные,
На эти бёдра городских громад.
. . . . . . . . . . . . . .

1951




    БОЛОТО

В сотах огромного улья
                      кроет
Темень
      остатки утлых пиров.
Перемещённые стулья
                   строем
Странно подобны
               сбоям
                    строф.

Муть предрассвета в щель неподвижную
   Вязко просачивается со двора...
И вспоминаются склоки с ближними –
   Смысл всех "завтра" и всех "вчера".

Спят по цехам ещё скрежет и лязги,
   А уже вкрадчиво, как вампир,
Мучат хозяев нежить и дрязги
   В омутах коммунальных квартир.

Где-то в остывшем запахе кухни,
   Медленно капает водопровод...
Скапливайся же,
               разбухни,
                        пухни
В вязком рассудке
                 ком
                    забот!

И совмещаются контрапунктом
Мысли, как струи
                сточных канав:
Службу и быт
            вспоминать по пунктам
И не забыть
           супружеских прав.

И, приступая к обычному делу,
Простыни отстраняя швырком,
Нет больше тайн привычному телу:
В жилах – огонь,
                в голове – партком.

Так,
    этажами высотных зданий
Переползая, никем не видна,
За рубежами плотных сознаний
К душам присасывается
                     

она.

Чтоб наслаждался
                по стойлам рая
Скот, позабывший все мятежи,
Тканью эфирной своей ублажая
Алчность невидимой госпожи:
Той,
    что за Афродитой Народной
Прячется в гробовой тишине;
Чья цитадель за рекой темноводной
В душу, как дьявол,
                   взглянула мне.




    ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Так, в садах, квартирах, клубах,
В небоскребах, тесных хатах,
По лесам – в сосновых срубах
        И в росе,
И в великом стольном граде
На восходах и закатах
Облик твой из дымных прядей
        Ткём мы все.

Пряди похоти и страсти
Из эфирной плоти нашей,
Это – ты! Твоё причастье
        Каждый пил, –
Ты, слепая как природа!
Ты, блюстительница чаши –
Бурной плоти сверхнарода,
        Полной сил!

Без тебя – для духов наций
Только путь развоплощенья:
Дух бессилен в мир рождаться
        Без тебя,

Эту двойственную тайну
Сатаны и Провиденья
Понял, кто твоей окраиной
        Шёл скорбя.

Знает он, что громовою
Ночью судной, ночью гневной
Не раздастся над тобою
        Приговор.
Но того, кто свыше позван,
Да хранит покров вседневный
На пути от срывов грозных
        В твой притвор!

Чтоб в стихийный шум прибоя,
В этот гул страстей народных,
В мощный клич "эван-эвое"
        Он не влил
Голос, призванный к созвучью
С клиром гениев свободных,
С хором ангелов певучих
        И светил.

Для кромешных спусков – робок,
Для полётов горних – слаб,
Здесь продлит всю жизнь до гроба
        Только раб.

1950




    ЕЩЁ К "АФРОДИТЕ ВСЕНАРОДНОЙ"

Так вот царица человечества,
Зиждительница бытия!
Быть может, в древних храмах жречество
О ней шептало, смысл тая.

И не её ль дыханье буйное
Поныне разум наш палит,
Когда в легенды тихоструйные
Вплетётся прозвище 

Лилит?

Адама тёмная возлюбленная,
Полуэфир, полумечта,
Амфора сумрака, пригубленная
И изъязвившая уста.

Она из края сине-серого
Несёт в отравленной крови
Проклятье – семя Люциферово,
Двойник добра, двойник любви.

Оно в эфирном лоне плавало,
Его и в помыслах не тронь
То – эйцехоре, искра дьявола,
Пожаров будущих огонь.

А если тлеющая кровь её
Воспримет кровь иерархий,
Чья нам очертит теософия
Лик сына, лютого как змий? [6]

1955

    В этот черновой вариант цикла, первоначально  предназначавшегося  для
ансамбля "Русские боги", входили также "Праздничный  марш.  Дохмий"  (2),
"Изобилие" (3) и "Карнавал" (4),  составившие  позднее  триптих  "Столица
ликует" в главе "Тёмное видение" в "Русских богах".

    [1] "Роза Мира" (V.2) так разъясняет двойственную природу Всенародной
Афродиты (настоящее её имя – Лилит),  одной  из  семи  великих  стихиалей
Шаданакара:

    "Значение Лилит в нашем существовании необозримо  велико."
    "Она формирует цепь рода как в человечестве Энрофа, так и у даймонов,
и в мирах демонических."
    "Вот почему она заслуживает вполне наименование ваятельницы нашей – и
не только нашей – плоти. Потому же с её бытиём и воздействием  неразрывно
связана у человека сфера половых чувств."
    "Некогда,  в  глубочайшей  древности,  эта  стихиаль  стала  супругою
Первоангела – того величайшего Духа, что сделался Логосом Шаданакара. Это
было во времена творения ангельских слоев, и Лилит стала праматерью этого
первого человечества. Но Гагтунгр сумел проникнуть  в  мир  Лилит,  и  её
тончайшее материальное тело восприняло в себя некий демонический элемент.
Это была катастрофа. С тех пор все цепи рода, формируемые ею, будь  то  в
мирах титанов, даймонов или людей, воспринимают в  себя  нечто  от  этого
элемента."
    "Известно, что в античной древности, на  Кипре,  культ  богини  любви
распался  в  своё  время  на  две  противоположности:  возвышенный  культ
Афродиты Урании,  духовной,  творческой,  поэтизируемой  и  поэтизирующей
любви, и культ Афродиты Пандемиос,  что  можно  приблизительно  перевести
выражением "Афродита Всенародная". Он широко разлился в  народных  низах,
проявляясь в  оргиастических  празднествах  и  благословляя  разврат  как
священную дань  богине.  Аналогичный  процесс  раздвоения  и  поляризации
когда-то слитных начал знают и некоторые другие культуры."

    [2] Анадиомена – одно из прозвищ Афродиты.

    [3] На Кипре Платон написал диалог "Пир",  в  котором,  в  частности,
обсуждается различие между Афродитой  Небесной  (возникшей  от  Урана)  и
Афродитой "пошлой" (рождённой от Зевса и океаниды Дионы).

    [4] Эреб – в греческой мифологии олицетворение  мрака,  сын  Хаоса  и
брат Ночи.

    [5] В германской мифологии ежегодный шабаш ведьм  (Вальпургиева  ночь
на 1 мая) на горе Броккен.

    [6] "Лик  сына,  лютого  как  змий..."  –  эта  строка  подразумевает
уицраоров – демонов великодержавной государственности.