Фёдор Иванович Шаляпин (13 (1) февраля 1873, Казань – 12 апреля 1938, Париж) – великий русский певец (бас).

Биография

Родился в семье мелкого канцелярского служащего. Начальное образование получил в Казани, там же обучался сапожному и другим ремёслам, пел в церковных хорах.

Началом своей артистической карьеры, сам Шаляпин считал 1889 год, когда он поступил в драматическую труппу В.Б. Серебрякова, первоначально на должность статиста.

29 марта 1890 года первое сольное выступление Шаляпина – партия Зарецкого в опере "Евгений Онегин", в постановке Казанского общества любителей сценического искусства. Весь май и начало июня 1890 года Шаляпин – хорист опереточной антрепризы В.Б. Серебрякова.

В сентябре 1890 года прибывает из Казани в Уфу и начинает работать в хоре опереточной труппы под руководством С. Я. Семёнова-Самарского.

Совершенно случайно пришлось из хориста преобразиться в солиста, заменив в опере Монюшко "Галька" заболевшего артиста. Этот дебют выдвинул 17-летнего Шаляпина, которому изредка стали поручать небольшие оперные партии, например Фернандо в "Трубадуре". В следующем году Шаляпин выступил в партии Неизвестного в "Аскольдовой могиле" Верстовского. Ему было предложено место в уфимском земстве, но в Уфу приехала малороссийская труппа Дергача, к которой и примкнул Шаляпин. Странствования с ней привели его в Тифлис, где ему впервые удалось серьёзно позаняться своим голосом, благодаря певцу Д. А. Усатову. Усатов не только одобрил голос Шаляпина, но, ввиду отсутствия у последнего материальных средств, стал бесплатно давать ему уроки пения и вообще принял в нем большое участие. Он же устроил Шаляпина в тифлисскую оперу Форкатти и Любимова. Шаляпин прожил в Тифлисе целый год, исполняя в опере первые басовые партии.

В 1893 году он перебрался в Москву, а в 1894 году – в Санкт-Петербург, где пел в "Аркадии" в оперной труппе Лентовского, а зимой 1894/5 г. – в оперном товариществе в Панаевском театре, в труппе Зазулина. Прекрасный голос начинающего артиста и в особенности выразительная музыкальная декламация в связи с правдивой игрой обратили на него внимание критики и публики. В 1895 году Шаляпин был принят дирекцией Санкт-Петербургских Императорских театров в состав оперной труппы: он поступил на сцену Мариинского театра и пел с успехом партии Мефистофеля ("Фауст") и Руслана ("Руслан и Людмила"). Разнообразное дарование Шаляпина выразилось и в комической опере "Тайный брак" Д. Чимароза, но все же не получило должной оценки. Сообщают, что в сезон 1895-1896 гг. он "появлялся довольно редко и притом в мало подходящих для него партиях". Известный меценат С. И. Мамонтов, державший в то время оперный театр в Москве, первый заметив в Шаляпине дарование из ряда вон выходящее, уговорил его перейти в свою частную труппу. Здесь в 1896-1899 гг. Шаляпин развился в художественном смысле и развернул свой сценический талант, выступив в целом ряде ролей. Благодаря его тонкому пониманию русской музыки вообще и новейшей в частности, он совершенно индивидуально, но вместе с тем глубоко правдиво создал целый ряд типов в русских операх: хан Кончак в "Князе Игоре" А. П. Бородина; Иоанн Грозный в "Псковитянке" Н. А. Римского-Корсакова; Варяжский гость в его же "Садко"; Сальери в его же "Моцарте и Сальери"; Мельник в "Русалке" А. С. Даргомыжского; Иван Сусанин в "Жизни за Царя" М. И. Глинки; Борис Годунов в одноименной опере М. П. Мусоргского и во многих других операх.

В то же время он много работал и над ролями в иностранных операх; так, например, роль Мефистофеля в "Фаусте" Гуно в его передаче получила поразительно яркое, сильное и своеобразное освещение. За эти годы Шаляпин приобрел громкую известность.

С 1899 года он снова на службе в Императорской русской опере в Москве (Большой театр), где пользовался громадным успехом. Он был высоко оценен в Милане, где выступил в театре "La Scala" в заглавной роли Мефистофеля А. Бойто (1901, 10 представлений). Гастроли Шаляпина в Петербурге на Мариинской сцене составляли своего рода события в петербургском музыкальном мире.

В революцию 1905 года примкнул к прогрессивным кругам, жертвовал сборы от своих выступлений революционерам. Его выступления с народными песнями ("Дубинушка" и др.) порой превращались в политические демонстрации. С 1914 года выступает в частных оперных антрепризах С. И. Зимина (Москва), А. Р. Аксарина (Петроград). С 1918 года – художественный руководитель Мариинского театра. Получил звание Народного артиста Республики. С 1921 ("Энц. словарь", 1955) или 1922 ("Театр. энц.", 1967) года – на гастролях за границей.

Долгое отсутствие Шаляпина вызывало подозрения и отрицательное отношение в Советской России; так, в 1926 году Маяковский писал в "Письме к Горькому": "Или жить вам, / как живет Шаляпин, / раздушенными аплодисментами / оляпан? / Вернись / теперь / такой артист / назад / на русские рублики – / я первый крикну: / – Обратно катись, / народный артист Республики!" В 1927 году сборы от одного из концертов Шаляпин пожертвовал детям эмигрантов, что было истолковано и представлено как поддержка белогвардейцам. В 1928 году постановлением СНК РСФСР он был лишен звания Народного артиста и права возвращаться в СССР; обосновывалось это тем, что он не желал "вернуться в Россию и обслужить тот народ, звание артиста которого было ему присвоено" или, согласно другим источникам, тем, что он якобы жертвовал деньги эмигрантам-монархистам.

В конце лета 1932 года исполняет главную роль в кинофильме "Дон-Кихот" (Don Quichotte) австрийского кинорежиссёра Георга Пабста по одноимённому роману Сервантеса. Натурные съемки кинофильма проходили близ г. Ницца.

Весной 1937 года у него обнаружили лейкемию, а 12 апреля 1938 он скончался на руках жены. Похоронен на парижском кладбище Батиньоль.

В 1956 году ЦК КПСС и Верховный Совет РСФСР рассматривали "предложения о восстановлении Ф. И. Шаляпину посмертно звания Народного артиста Республики", но они не были приняты. Постановление 1928 года было отменено Советом Министров РСФСР лишь 10 июня 1991 года.

29 октября 1984 года в Москве на Новодевичьем кладбище состоялась церемония перезахоронения праха Ф. И. Шаляпина.

31 октября 1986 года состоялось открытие надгробного памятника великому русскому певцу Ф. И. Шаляпину (скульптор А. Елецкий, архитектор Ю. Воскресенский).

Значение

Один из величайших представителей русской вокальной школы, Шаляпин поднял на небывалую высоту русское реалистическое музыкально-драматическое искусство. Он сочетал в себе дар певца и драматического актёра. Созданные им образы отличались единством вокального и сценического рисунка. Артист обладал редким даром перевоплощения, создал отличающиеся жизненной правдой и силой сценические воплощения образы. Исключительный по мягкости и красоте тембра голос певца (высокий бас), сочетавший задушевность звучания с глубиной и мощью, позволял передавать разнообразную гамму эмоций – от упоительной проникновенной нежности до трагедийного пафоса и разящего сарказма. Шаляпин исполнял и баритоновые партии 3/4 Евгений Онегин ("Евгений Онегин" Чайковского), Демон. Мастерское владение фразировкой, нюансировкой, дикцией помогали насыщать каждую музыкальную фразу образным смыслом, обогащать ее глубоким психологическим подтекстом. Удивительная свобода исполнения сочеталась с непреклонным стальным ритмом. В опере Шаляпина привлекало прежде всего раскрытие многогранного характера, всей сложности и противоречивости внутреннего мира героя. Величайшим созданием Шаляпина были образы Бориса Годунова и Мефистофеля. В исполнении артиста вдохновение совмещалось с огромной предварительной работой над партией. Он обновлял, неоднократно изменял трактовку образа, добивался исторической и бытовой правды, выразительности мизансцен, грима (эскизы которого он делал сам), костюма, безукоризненной сценической пластики.

Шаляпин – крупнейший камерный певец. Глубокий интерпретатор романсов М. И. Глинки, А. С. Даргомыжского, Мусоргского, Римского-Корсакова, П. И. Чайковского, А. Г. Рубинштейна, Р. Шумана, Ф. Шуберта, он был также проникновенным исполнителем русских народных песен. Ему аккомпанировали первоклассные пианисты, особенно славился дуэт Шаляпина с Рахманиновым. Шаляпин выступал также как оперный режиссёр (постановщик оперы "Дон Кихот" Массне, "Хованщина" Мусоргского). Снимался в кино ("Иван Грозный", "Дон Кихот"). Многогранная художественная одарённость Шаляпина проявилась в его талантливых скульптурных, живописных, графических работах. Обладал также литературным даром.

Шанкара (санскр.), индийский философ, проповедник и реформатор индуизма, основатель адвайта-веданты, творивший, по современным датировкам, в 7-8 вв. Жизнеописание Шанкары представлено во многих версиях и их изводах, которые составлялись вплоть до 19 в. включительно. Наиболее ранним жизнеописанием в настоящее время признана Брихатшанкаравиджая (Подробное изложение побед Шанкары) адвайтиста Читсукхи (13 в.), наиболее основательным – Прачинашанкаравиджая (Собрание побед Шанкары) другого его последователя Анандагири (14 в.), а наиболее популярным – Санкшепашанкаравиджая (Краткое изложение побед Шанкары), приписывавшаяся адвайтисту Мадхаве, но на деле составленная, по-видимому, не ранее 17 в.

Шанкара родился в небольшой брахманской деревушке в Керале (на юго-востоке Индии) у добродетельного брахмана Шивагуру и его супруги Шиватараки (по другой версии, его родителей звали Вишваджит и Вишишта), которые были долгое время бездетными, но просили небо о даровании им сына, посещая святилища Шивы. После очередного паломничества Шива сам явился во сне Шивагуру в прикровенном образе и предложил ему на выбор рождение сотни обычных сыновей или одного великого, жизнь которого будет краткой. Шивагуру предпочел второе. Шива явился и Шиватараке – уже при всех "регалиях", верхом на священном быке Нандине, – пообещав, что ее сын станет великим учителем веданты. Затем он объявил им вместе, что сам воплотится на земле в виде их сына. Рождение Шанкары, имя которого ("Благой") относится к наиболее почтенным прозвищам Шивы, сопровождалось, естественно, небесной музыкой и пением, благоуханием цветов и умиротворением хищных зверей, тело младенца ослепляло своим сиянием, а над его головой был различим полумесяц – знак Шивы. Спустя год после рождения Шанкара уже прекрасно говорил и писал на санскрите и совершал чудеса (огромная обвившаяся вокруг его шеи кобра на глазах у всех превратилась в цветочное ожерелье), к пяти годам, когда умер его отец, превзошел местных учителей, а к семи выразил твердую решимость стать странствующим отшельником-санньясином. Когда Шанкара в восемь лет переходил с ней реку (которую до этого заставил течь поближе к дому, дабы избавить Шиватараку от хождения за водой), его схватил огромный крокодил, не желавший его отпускать, пока мать Шанкары не дала согласие на его отшельничество. Шанкара в тот же день оставил дом, пообещав матери посетить ее перед смертью. Шанкара направился к северу и достиг берегов Нармады (Центральная Индия), где было множество шиваитских святилищ и среди лесных отшельников жил Говинда, ученик ведантиста Гаудапады, к которому он обратился как к учителю.

Ученичество Шанкары длилось как минимум два года (за это время Шанкара успел совершить чудо, забрав разлившиеся воды Нармады в свою чашку для сбора подаяния), после чего Говинда послал его далее на север в священный город Бенарес (где он нашел первого своего ученика – Падмападу). Затем Шанкара двинулся в Бадринатх (Гималаи), где и написал свои знаменимые комментарии к Брахма-сутрам, Упанишадам, Бхагавадгите и трактаты. Там он узнал о тяжелой болезни матери и возвратился домой. Шанкара стал утешать Шиватараку своим учением об иллюзорности всего сущего, но это только усугубило страдания несчастной, и ему пришлось пропеть ей более жизнеутверждающие гимны Вишну и Шиве. Вскоре пришла весть о кончине Говинды, и Шанкара с несколькими учениками (признавшими в нем учителя) отправился в другой священный город, Праягу (Аллахабад), где встретился со знаменитым мимансаком Кумарилой. После диспутов, в которых Шанкара проявил великое мастерство, он обратил в свое учение сына другого известнейшего мимансака Прабхакары и мимансака Мандана Мишру (по ведантийским легендам, тот стал его будущим учеником Сурешварой). Шанкара вел дискуссии с вишнуитами, одерживал многочисленные победы над буддистами, а на севере соперничал с шиваитскими тантриками. Обходя всю Индию с проповедью своего учения и неизменно побеждая оппонентов, прежде всего буддистов, он собрал общину в Бенаресе в одном из святилищ для совершения погребальных обрядов на берегу Ганга. Там же произошла его встреча с низкорожденным чандалой (сын шудры и брахманки), общения с которым он хотел избежать, но который убедил его в равенстве всех живых существ. Шанкара не только проповедовал, но и основывал ведантийские монастыри-матхи, главные из которых были созданы в Двараке (запад), Бадринатх (север), Пури (восток), Шрингери (юг) и один в Канчи (крайний юг), учредив 10 "орденов" отшельников-адвайтистов.

Хотя Шанкаре, как и многим другим учителям, индийская традиция приписывает великое множество произведений (ср. прецеденты с Нагарджуной или Васубандху в буддизме или с Хемачандрой в джайнизме), современная индология относит к числу его бесспорных сочинений 1) Брахмасутра-бхашью – обстоятельнейшее истолкование четырех разделов (адхьяи) сутр веданты, каждый из которых делился на четыре главы (пады); 2) комментарии к Брихадараньяка-, Чхандогья-, Айтарея-, Тайттирия-, Кена-, Иша-, Катха-, Мундака- , Шветашватара- и Прашна-упанишаде, которые стали "каноническими" благодаря авторитету Шанкары; 3) комментарий к Бхагавадгите; 4) комментарий к Мандукья-карике Гаудапады; 5) трактат Упадешасахасри (Тысяча наставлений), состоящий из 19 глав в стихах и прозе.

Основным учением Шанкары является учение о Брахмане – простом, безличном и "бескачественном" (ниргуна) мировом сознании – как единой и единственной реальности, на которую каким-то образом проектируется универсум "имен и форм", множественного и становящегося феноменального мира, в результате "наложения" (адхьяса) друг на друга Атмана и не-Атмана как следствия безначального действия мирового Незнания (авидья), обусловливающего состояние трансмиграции (сансара) и страдания (духкха) заблуждающихся индивидов. Выход из них – "освобождение" (мокша) мыслится как осознание идентичности Я и Абсолюта. Шанкара осознавал, что это учение находится в противоречии, во-первых, с реальным опытом, не позволяющим считать внешний мир иллюзией; во-вторых – с религиозным сознанием, сопротивляющимся отождествлению Я с Абсолютом и "снятию" реальности самих объектов почитания; в-третьих, с логикой, по которой достаточно трудно совместить строгий монизм с признанием другого (помимо самого Абсолюта), мистифицирующего первоначала мира (при включении же его в сам Абсолют последний раздваивается, теряя свою "простоту"). Из первого затруднения Шанкара пытался выйти, применив аргументацию своих же оппонентов буддистов-виджнянавадинов (последователей Асанги и Васубандху) о трехчастном делении реальности на уровни – абсолютной реальности Брахмана, относительной реальности эмпирического мира и фантомной реальности собственно иллюзорных объектов типа рогов зайца, небесного цветка или сына бесплодной. Второе затруднение помогает преодолеть другая буддийская конструкция – деление уже самой истины, развивавшееся последователями Нагарджуны и учителем его учителя Гаудападой, – по которой различаются истина безусловная и условная, позволяющая признать почитание божества-Ишвары как создателя, хранителя и разрушителя мира, а также всего пантеона и соблюдение предписаний дхармы для тех, кто еще не "реализовал" до конца конечную истину веданты.

Критике Шанкары подвергаются как "неортодоксальные" философские доктрины, так и положения тех "ортодоксальных" даршан, которые претендовали на мирообъяснение и сотериологию, альтернативные ведантийским. Шанкара полемизирует с материалистами, отождествлявшими Атман с телом, с джайнами, учившими о соразмерности души телу, с буддистами всех основных направлений, доказывая, в частности, что способ опровержения виджнянавадинами реальности объектов внешнего мира (Шанкара постоянно дистанцируется от иллюзионизма) вполне подходит и для опровержения признаваемой ими реальности сознания. Cреди неприемлемых положений "ортодоксальных" даршан – учения санкхьи о бессознательной Первоматерии мира, вайшешиков об атомах как конечных началах вещей, отдельных "теистов" о том, что Божество является лишь инструментальной, но не материальной также причиной мира. Шанкара расходится и с мимансаками, которые утверждали, что конечное благо есть реализация дхармы и его можно "заработать" выполнением ведийских предписаний.

Примерами экзегезы Шанкары могут служить его истолкования "великих речений" Упанишад вроде "Брахман есть блаженство", "То еси ты" и др. или соответствующая его учению трактовка Бхагавадгиты, при которой в текст "вчитывается" идея, что никакой альтернативы между "путем познания" и "путем действия" на деле не существует, а потому бескорыстное действие (как и третий "путь" Гиты – преданности-бхакти) целесообразно для "очищения" тех, кто стремится к пути познания – единственному с точки зрения конечной истины.

Влияние Шанкары на развитие всей последующей индийской мысли огромно. Комментарии к его произведениям, составляемые до настоящего времени, не подсчетам калькуляции, а библиография посвященной ему апологетическая литературы могла бы составить солидный том.

Первыми последователями Шанкары были четыре его ученика, каждому из которых он, по преданию, поручил возглавить один из четырех основанных им монастырей в Шрингери. Самым трудолюбивым среди них был Сурешвара, составивший комментарий к Брихадараньякопанишад-бхашье в 11 151 стихах, где попытался уточнить соотношение "разделов действия и знания" в Ведах посредством критики мимансаков и некоторых ведантистов, а также к Тайттирийопанишад-бхашье, где он предлагает интерпретации исходного текста, частично отличающиеся от предложенных его учителем. Падмапада комментировал основное произведение Шанкары Брахмасутра-бхашью, но сохранился комментарий лишь к первым четырем сутрам (задающим, правда, всю "аксиоматику" веданты). Гири = Тотаке принадлежал трактат в 179 стихов Шрутисарасамуддхарана (Выжимки сути ведийских текстов), созданный якобы непосредственно в присутствии учителя и соучеников. Хастамалаке принадлежало четырнадцатистишье, носящее его имя. Значительной вехой в истории адвайты был комментарий к Брахмасутра-бхашье Вачаспати Мишры (9-10 вв.) Бхамати (Лучезарное истолкование). Самым усердным средневековым комментатором Шанкары был Анандагири, истолковавший практически весь корпус его сочинений. Авторитетными для традиции комментариями к сочинениям Шанкары стали толкования Амалананды (13 в.), Мадхавы = Видьяраньи (14 в.) и Шридхарасвамина (14-15 вв.); среди более поздних толкователей выделяется Аппая Дикшита (17 в.). В концептуальном контексте наследники Шанкары разрабатывали три линии интерпретации Незнания (авидья). У Падмапады, а затем Пракашатмана (12 в.) и Читсукхи (13 в.) Незнание, в котором отражается Брахман, относительно независимо и "субстанциально". По Сурешваре, а затем Сарваджнятману (10-11 вв.), его местопребыванием является само абсолютное чистое сознание, тогда как для Вачаспати Мишры оно может находиться только в индивидуальных душах.

Франсуа де Шатобриан (Chateaubriand, Franзois Renй de) (1768-1848), французский писатель и государственный деятель, которого называют "отцом романтизма" во французской литературе. Младший отпрыск древнего рода, он родился 4 сентября 1768 в Сен-Мало (Бретань). Детские годы провел вблизи моря и в мрачном средневековом замке Комбург.

Отказавшись от карьеры флотского офицера, а затем и клирика, в 1768 Шатобриан стал младшим лейтенантом Наваррского полка. Воодушевленный рассказами о великих путешественниках, он отплыл в Америку, где провел пять месяцев – с июля по декабрь 1791. Эта поездка впоследствии вдохновила его на создание главных своих произведений. Известия об аресте Людовика XVI побудили Шатобриана вернуться во Францию. Выгодно женившись на девушке своего круга, он присоединился к армии принцев в Кобленце и принял участие в осаде Тионвиля. Оправляясь после ранения, добрался до Англии, где провел семь лет, с 1793 по 1800. Там он опубликовал свой первый труд "Опыт о революциях" (Essai sur les rйvolutions, 1797).

Вернувшись в 1800 во Францию под чужим именем, Шатобриан уже в следующем году завоевал признание публики повестью "Атала, или Любовь двух дикарей в пустыне" (Atala, ou les amours de deux sauvages dans le dйsert, 1801), которая выделяется своим гармоничным и живописным стилем, а также новаторским изображением страсти на фоне экзотической жизни коренных обитателей Америки. Первоначально Шатобриан намеревался включить этот роман в трактат "Гений христианства" (Le Gйnie du christianisme, 1802), квинтэссенцию его творчества, поскольку в позднейших работах он либо развивает, либо комментирует намеченные здесь сюжеты. Основная мысль трактата состоит в том, что из всех религий христианство – самая поэтическая и человечная, более других благоприятствующая свободам, искусству и литературе. Трудно переоценить значение этой книги для романтического движения: целое поколение писателей обрело в "Гении христианства" неисчерпаемый источник литературных идей и вдохновения. Повесть Рене (Renй, 1802), призванная иллюстрировать "смутность страстей", в течение полувека служила моделью для меланхолических героев, которые терзаются недугом, названным впоследствии "болезнью века" ("mal du siиcle").

Не довольствуясь литературной славой, Шатобриан поступил на службу к Наполеону, однако после убийства герцога Энгиенского не побоялся отказаться от должности и оставил политику вплоть до возвращения Бурбонов, которым оказал важную услугу, успев за неделю до капитуляции императорских войск издать памфлет" О Бонапарте и Бурбонах" (De Buonaparte et des Bourbons, 1814; рус. перевод 1814). После Реставрации Шатобриан был послом в Берлине (1821), Лондоне (1822) и Риме (1828); будучи министром иностранных дел (1823), спровоцировал войну с Испанией. С воцарением Луи Филиппа он окончательно удалился от общественной жизни.

В этот период вышла в свет его эпопея "Мученики" (Les Martyrs, 1809), повествующая о конфликте между христианством и язычеством во времена Диоклетиана. В поисках "местного колорита" для Мучеников Шатобриан предпринял поездку в Грецию и на Ближний Восток, поведав о пережитых впечатлениях и происшествиях в книге "Путешествие из Парижа в Иерусалим" (Itinйraire de Paris а Jйrusalem, 1811). Заметки, сделанные еще в Америке, он переработал в эпопею "Начезы" (Les Natchez, 1826), продолжившую рассказ о жизни Рене среди диких индейцев. Для современного читателя наибольший интерес у Шатобриана представляют его "Замогильные записки" (Memoires d'outre tombe), созданные в 1814-1841, но опубликованные вскоре после его смерти в Париже 4 июля 1848. При всей своей неровности и сомнительной достоверности мемуары Шатобриана дают живую картину романтической эпохи.

Тарас Григорьевич Шевченко (25 февраля (9 марта) 1814, село Моринцы Киевской губернии – 26 февраля (10 марта) 1861, Санкт-Петербург) – выдающийся украинский поэт и художник, основоположник современного украинского языка.

Детство и юность

Тарас Григорьевич Шевченко родился в селе Моринцы Звенигородского уезда Киевской губернии в семье крепостного крестьянина помещика П. В. Энгельгардта. Через два года родители Тараса переселились в село Кирилловка, где он провёл всё детство. Мать его умерла в 1823 г.; в том же году отец женился вторично на вдове, имевшей троих детей. Она относилась к Тарасу сурово. До 9-летнего возраста Шевченко находился на попечении природы, да отчасти старшей сестры своей, Екатерины, девушки доброй и нежной. Вскоре она вышла замуж. В 1825 г., когда Шевченко шёл 12-й год, умер его отец. С этого времени начинается тяжелая кочевая жизнь беспризорного ребенка, сначала у учителя-дьячка, затем у соседних маляров. Одно время Шевченко был пастухом овец, затем служил у местного священника погонычем. В школе учителя-дьячка Шеченко выучился грамоте, а у маляров познакомился с элементарными приёмами рисования. На шестнадцатом году жизни в 1829 г. он попал в число прислуги помещика Энгельгардта, сначала в роли поварёнка, затем казачка. Страсть к живописи не покидала его.

Пребывая в Вильне, Энгельгардт отдал Шевченко в обучение преподавателю Виленского университета портретисту Яну Рустему. В Вильне Шевченко пробыл около полутора лет.

Освобождение от крепостной зависимости

В Санкт-Петербурге Энгельгардт устроил Шевченко к "живописных дел цеховому мастеру" В. Г. Ширяеву, у которого Шевченко жил в 1832-1838 гг. на Загородном проспекте д. 8. В праздники юноша посещал Эрмитаж, срисовывал статуи в Летнем саду, где и познакомился с земляком – художником И. М. Сошенко, который, посоветовавшись с малорусским писателем Евгением Гребенкой, представил Шевченко конференц-секретарю академии художеств Григоровичу, художникам Венецианову и Брюллову, поэту Жуковскому.

Эти знакомства имели огромное значение в жизни Шевченко, поскольку заботами, прежде всего Брюллова и Жуковского, он был отпущен на волю. Жуковскому сильно помогала графиня Ю. Э. Баранова, близко стоявшая ко двору. Первая попытка склонить Энгельгардта к освобождению Шевченко во имя гуманности оказалась неудачной. Брюллов отправился для переговоров к Энгельгардту, но вынес от него лишь то убеждение, "что это самая крупная свинья в торжковских туфлях" и просил Сошенко побывать у этой "амфибии" и сговориться о цене выкупа. Сошенко поручил это щекотливое дело профессору Венецианову, как человеку более авторитетному. Шевченко радовала и утешала забота о нём высоко просвещённых и гуманных представителей русского искусства и литературы; но по временам на него находило уныние, даже отчаяние. Узнав о том, что дело его освобождения наткнулось на упорство помещика, Шевченко пришёл однажды к Сошенко в страшном волнении. Проклиная свою горькую долю, он грозил отплатить Энгельгардту и в таком настроении ушёл домой на свой грязный чердак. Сошенко сильно перетревожился за своего земляка и ждал большой беды. По свидетельству княжны Репниной, Жуковский, узнав об ужасном состоянии духа молодого человека, близком к самоубийству, написал к нему на лоскутке бумажки успокоительную записку. Эту записку Шевченко хранил у себя в кармане, как святыню, и показывал её княжне в 1848 г. "Сговорившись предварительно с моим помещиком, – говорит Шевченко в своей автобиографии, – Жуковский просил Брюллова написать с него портрет, с целью разыграть его в частной лотерее. Великий Брюллов тотчас согласился, и портрет у него был готов. Жуковский, с помощью графа Вьельгорского, устроил лотерею в 2500 руб., и этой ценой была куплена моя свобода, 22 апреля 1838 г.". В знак особого уважения и глубокой признательности к Жуковскому, Шевченко посвятил ему одно из наиболее крупных своих произведений – поэму "Катерина". По освобождении Шевченко стал, по собственным его словам, одним из любимейших учеников-товарищей Брюллова и близко сошелся с художником Штернбергом, любимым учеником Брюллова.

1840-е годы

Годы 1840-1847 – лучшие в жизни Шевченко. В этот период расцвело его поэтическое дарование. В 1840 г. вышел, под названием "Кобзарь", небольшой сборник его стихотворений; в 1842 г. вышли "Гайдамаки" – самое крупное его произведение. В 1843 г. Шевченко получил степень свободного художника; в том же году, путешествуя по Украине, познакомился с княжной В. Н. Репниной, женщиной доброй и умной, принимавшей впоследствии, во время ссылки Шевченко, самое тёплое в нём участие. В первой половине 1840-х годов вышли "Перебендя", "Тополя", "Катерина", "Наймичка", "Хусточка" – крупные и художественные произведения.

Петербургская критика и даже Белинский не понимали и осуждали малорусскую литературу вообще, Шевченко – в особенности, усматривая в его поэзии узкий провинциализм; но Малороссия быстро оценила Шевченко, что выразилось в тёплых приемах Шевченко во время его путешествия в 1845-1847 гг. по Черниговской и Киевской губерниям. "Нэхай буду мужыцькый поэт, – писал Шевченко по поводу отзывов критики, – абы тилькы поэт; то мэни бильше ничого и нэ трэба".

Ссылка в Оренбургский край

Ко времени пребывания Шевченко в Киеве в 1846 г. относится сближение его с Н. И. Костомаровым. В том же году Шевченко стал поклонником формировавшегося тогда в Киеве Кирилло-Мефодиевского общества, состоявшего из молодых людей, интересовавшихся развитием славянских народностей, в частности украинской. Участники этого кружка, в числе 10 человек, были арестованы, обвинены в составлении политического общества и понесли разные кары, причем больше всего досталось Шевченко за его нелегальные стихотворения: он был сослан рядовым в Оренбургский край, с запрещением писать и рисовать.

Орская крепость, куда сначала попал Шевченко, представляла грустное и пустынное захолустье. "Редко, – писал Шевченко, – можно встретить подобную бесхарактерную местность. Плоско и плоско. Местоположение грустное, однообразное, тощие речки Урал и Орь, обнаженные серые горы и бесконечная Киргизская степь…" "Все прежние мои страдания, – говорит Шевченко в другом письме 1847 г., – в сравнении с настоящими были детские слезы. Горько, невыносимо горько". Для Шевченко было очень тягостно запрещение писать и рисовать; особенно удручало его суровое запрещение рисовать. Не зная лично Гоголя, Шевченко решился написать ему "по праву малороссийского виршеплета", в надежде на украинские симпатии Гоголя. "Я теперь, как падающий в бездну, готов за все ухватиться – ужасна безнадежность! так ужасна, что одна только христианская философия может бороться с ней". Шевченко послал Жуковскому трогательное письмо с просьбой об исходатайствовании ему только одной милости – права рисовать. В этом смысле за Шевченко хлопотали граф Гудович и граф А. Толстой; но помочь Шевченко оказалось невозможным. Обращался Шевченко с просьбой и к начальнику III отделения генералу Дуббельту, писал, что кисть его никогда не грешила и не будет грешить в смысле политическом, но ничего не помогало; запрещение рисовать не было снято до самого его освобождения. Некоторое утешение дало ему участие в экспедиции по изучению Аральского моря в 1848 и 1849 гг.; благодаря гуманному отношению к ссыльному генерала Обручева и в особенности лейтенанта Бутакова, Шевченко позволено было срисовывать виды Аральского побережья и местные народные типы. Но эта снисходительность вскоре стала известна в Петербурге; Обручев и Бутаков получили выговор, и Шевченко сослан в новую пустынную трущобу, Новопетровское, с повторением воспрещения рисовать. В ссылке Шевченко близко сошелся с некоторыми образованными ссыльными поляками – Сераковским, Залеским, Желиховским (Антоний Сова), что содействовало укреплению в нём идеи "слияния единоплеменных братьев". В Новопетровском Шевченко пробыл с 17 октября 1850 г. по 2 августа 1857 г., то есть до освобождения. Первые три года пребывания в "смердячей казарме" были очень тягостны; затем пошли разные облегчения, благодаря, главным образом, доброте коменданта Ускова и его жены, которые очень полюбили Шевченко за его мягкий характер и привязанность к их детям. Не имея возможности рисовать, Шевченко занимался лепкой, пробовал заниматься фотографией, которая, однако, стоила в то время очень дорого. В Новопетровском Шевченко написал несколько повестей на русском языке – "Княгиня", "Художник", "Близнецы", заключающих в себе много автобиографических подробностей (изд. впоследствии "Киевской Стариной").

Петербургский период

Освобождение Шевченко состоялось в 1857 г., благодаря настойчивым за него ходатайствам графа Ф. П. Толстого и его супруги графини А. И. Толстой. С продолжительными остановками в Астрахани и Нижнем Новгороде Шевченко вернулся по Волге в Петербург и здесь на свободе предался поэзии и искусству. Тяжелые годы ссылки, в связи с укоренившимся в Новопетровском алкоголизмом, привели быстрому ослаблению здоровья и таланта. Попытка устроить ему семейный очаг (актриса Пиунова, крестьянки Харита и Лукерья) не имели успеха. Проживая в Петербурге (с 27 марта 1858 г. до июня 1859 г.), Шевченко был дружески принят в семье вице-президента академии художеств графа Ф. П. Толстого. Жизнь Шевченко этого времени хорошо известна по его "Дневнику", подробно переданному его биографами нового времени (преимущественно Конисским). В 1859 г. Шевченко побывал на родине. Тут у него возникла мысль купить себе усадьбу над Днепром. Было выбрано красивое место под Каневом. Шевченко усиленно хлопотал о приобретении, но поселиться тут ему не пришлось: он был тут похоронен, и место это стало местом пилигримства для всех почитателей его памяти. Отвлекаемый многочисленными литературными и художественными знакомствами, Шевченко в последние годы мало писал и мало рисовал. Почти все свое время, свободное от званых обедов и вечеров, Шевченко отдавал гравированию, которым тогда сильно увлекался. Незадолго до кончины Шевченко взялся за составление школьных учебников для народа на украинском языке. Скончался Шевченко 26 февраля 1861 г. Похоронные речи напечатаны в "Основе" 1861 г. (март).

Шевченко как поэт

Шевченко имеет двоякое значение, как писатель и как художник. Его стихи, повести и рассказы на русском языке довольно слабы в художественном отношении. Вся литературная сила Шевченко – в его "Кобзаре". По внешнему объёму "Кобзарь" не велик, но по внутреннему содержанию это памятник сложный и богатый: это украинский язык в его историческом развитии, крепостничество и солдатчина во всей их тяжести, и наряду с этим не угасшие воспоминания о казацкой вольности. Здесь сказываются удивительные сочетания влияний: с одной стороны – украинского философа Сковороды и народных кобзарей, с другой – Мицкевича, Жуковского, Пушкина и Лермонтова. В "Кобзаре" отразились киевские святыни, запорожская степная жизнь, идиллия украинского крестьянского быта – вообще исторически выработавшийся народный душевный склад, со своеобразными оттенками красоты, задумчивости и грусти. При посредстве своего ближайшего источника и главного пособия – народной поэзии, Шевченко. тесно примыкает к казацкому эпосу, к старой украинской и отчасти польской культуре и даже стоит в связи, по некоторым образам, с духовно-нравственным миром "Слова о Полку Игореве". Главная трудность изучения поэзии Шевченко заключается в том, что она насквозь пропитана народностью; крайне трудно, почти невозможно определить, где кончается украинская народная поэзия и где начинается личное творчество Шевченко. Ближайшее изучение открывает литературные источники, которыми пользовался Шевченко то удачно, то неудачно. Таким источником была поэзия Мицкевича (см. ст. г-на Колессы в "Записках Товарыства Шевченка"), отчасти Н. Маркевич (см. ст. г-на Студинского в № 24 "Зори", 1896 г.). Шевченко любил Пушкина, знал многие его стихотворения наизусть – и при всем том влияние Пушкина на поэзию Шевченко трудно определить за украинскими наслоениями. Заметно влияние "Братьев разбойников" на "Варнака", влияние "Египетских ночей", "Редеет облаков летучая гряда". Есть ещё одно препятствие для научного анализа Шевченко – художественная цельность, простота и задушевность его стихотворений. Его поэмы туго поддаются холодному и сухому разбору. Чтобы определить воззрения Шевченко на задачи и цели поэтического творчества, нужно обратить внимание не только на те признания, которые находятся в "Орыся моя, ниво", "Не нарикаю я на Бога", "За думою дума"; нужно привлечь ещё те места, где говорится о счастье, как понимает его поэт, о славе. В особенности важны в смысле поэтических признаний все те места, где говорится о кобзаре, о пророке и о думах, как любимых детях. В большинстве случаев поэт подразумевает под кобзарем самого себя; поэтому он внес во все обрисовки кобзаря много лирического чувства. Исторически сложившийся образ народного певца был по душе поэту, в жизни и нравственном облике которого действительно было много кобзарского. О кобзаре Шевченко говорит очень часто; реже, сравнительно, встречается пророк. К стихотворениям о пророке тесно примыкает небольшое, но сильное стихотворение об апостоле правды. В обрисовке пророка, в особенности в стихотворении "Неначе праведных дитей", заметно влияние Лермонтова.

Национальные мотивы

Народность Шевченко, как и других выдающихся поэтов, слагается из двух родственных элементов – народности внешней, заимствований, подражаний, и народности внутренней, психически наследственной. Определение внешних, заимствованных элементов нетрудно; для этого достаточно ознакомиться с этнографией и подыскать прямые источники в народных сказках, поверьях, песнях, обрядах. Определение внутренних психологических народных элементов весьма затруднительно и в полном объёме невозможно. У Шевченко есть и те, и другие элементы. Душа Шевченко до такой степени насыщена народностью, что всякий, даже посторонний, заимствованный мотив получает в его поэзии украинскую национальную окраску. К внешним, заимствованным и в большей или меньшей степени переработанным народно-поэтическим мотивам принадлежат: 1) украинские народные песни, приводимые местами целиком, местами в сокращении или переделке, местами лишь упоминаемые. Так, в "Перебенде" Шевченко упоминает об известных думах и песнях – про Чалого, Горлыцю, Грыця, Сербына, Шинкарьку, про тополю у края дороги, про руйнованье Сичи, "веснянки", "у гаю". Песня "Пугач" упоминается, как чумацкая, в "Катерыне", "Петрусь" и "Грыць" – в "Черныце Марьяне"; "Ой, не шумы, луже" упоминается дважды – в "Перебенде" и "До Основьяненка". В "Гайдамаках" и в "Невольнике" встречается дума о буре на Черном море, в небольшой переделке. Свадебные песни вошли в "Гайдамаки". По всему "Кобзарю" рассеяны отзвуки, подражания и переделки народных лирических песен. 2) Легенды, предания, сказки и пословицы сравнительно с песнями встречаются реже. Из легенд о хождении Христа взято начало стихотворения "У Бога за дверьмы лежала сокыра". Из преданий взят рассказ о том, что "ксендзы некогда не ходили, а ездили на людях". Пословица "скачы враже, як пан каже" – в "Перебенде". Несколько поговорок рядом в "Катерыне". Много народных пословиц и поговорок разбросано в "Гайдамаках". 3) В большом количестве встречаются народные поверья и обычаи. Таковы поверья о сон-траве, многие свадебные обычаи – обмен хлебом, дарение рушников, печение коровая, обычай посадки деревьев над могилами, поверья о ведьмах, о русалках и др. 4) Масса художественных образов взята из народной поэзии, например образ смерти с косой в руках, олицетворение чумы. В особенности часто встречаются народные образы доли и недоли. 5) Наконец, в "Кобзаре" много заимствованных народно-поэтических сравнений и символов, например склонение явора – горе парубка, жатва – битва (как в "Слове о Полку Игореве" и в думах), зарастание шляхов – символ отсутствия милого, калина – девица. Народная песня потому часто встречается в "Кобзаре", что она имела огромное значение для поддержания духа поэта в самые горестные часы его жизни. Народность Шевченко определяется, далее, его миросозерцанием, излюбленными его точками зрения на внешнюю природу и на общество, причем в отношении к обществу выделяются элемент исторический – его прошлое, с элемент бытовой – современность. Внешняя природа обрисована оригинально, со своеобразным украинским колоритом. Солнце ночует за морем, выглядывает из-за хмары, как жених весной, посматривает на землю. Месяц круглый, бледнолицый, гуляя по небу, смотрит на "море безкрае" или "выступае с сестрой зорей". Все эти образы дышат художественно-мифическим миросозерцанием, напоминают древние поэтические представления о супружеских отношениях небесных светил. Ветер у Шевченко является в образе могучего существа, принимающего участие в жизни Украины: то он ночью тихонько ведет беседу с осокой, то гуляет по широкой степи и разговаривает с курганами, то заводит буйную речь с самим морем. Один из самых главных и основных мотивов поэзии Шевченко – Днепр. С Днепром в сознании поэта связывались исторические воспоминания и любовь к родине. В "Кобзаре" Днепр – символ и признак всего характерно украиснкого, как Vater Rhein в немецкой поэзии или Волга в великорусских песнях и преданиях. "Немае другого Днипра", – говорит Шевченко в послании до мертвых, живых и ненарожденных земляков. С Днепром поэт связывал идеал счастливой народной жизни, тихой и в довольстве. Днепр широкий, дюжий, сильный, как море; все реки в него впадают, и он все их воды несет в море; у моря он узнает о казацком горе; он ревет, стонет, тихо говорит, дает ответы; из-за Днепра прилетают думы, слава, доля. Здесь пороги, курганы, церковка сельская на крутом берегу; здесь сосредоточен целый ряд исторических воспоминаний, потому что Днепр "старый". Другой весьма обычный мотив поэзии Шевченко – Украина, упоминается то мимоходом, но всегда ласкательно, то с обрисовкой или естественно-физической, или исторической. В описании природы Украины выступают чередующиеся поля и леса, гаи, садочки, широкие степи. Из коренной психологической любви к родине вышли все сочувственные описания украинской флоры и фауны – тополя, перекати-поля, лилеи, королева цвита, ряста, барвинка и особенно калины и соловья. Сближение соловья с калиной в стихотворении "На вичну память Котляревському" построено на сближении их в народных песнях. Исторические мотивы весьма разнообразны: гетманщина, запорожцы, запорожское оружие, пленники, картины печального запустения, исторические шляхи, могилы казацкие, угнетение униатами, исторические местности – Чигирин, Трахтемиров, исторические лица – Богдан Хмельницкий, Дорошенко, Семен Палий, Пидкова, Гамалия, Гонта, Зализняк, Головатый, Дмитрий Ростовский. На рубеже между историей и современностью стоит мотив о чумаках. Во время Шевченко чумачество было ещё чисто бытовое явление; позднее оно было убито железными дорогами. В "Кобзаре" чумаки появляются довольно часто, причем чаще всего говорится о болезни и смерти чумака. При благоприятных обстоятельствах чумаки везут богатые подарки, но иногда они возвращаются с одними "батожками". Вообще чумачество описано в духе народных песен, и местами под прямым их влиянием, что может быть наглядно выяснено соответствующими параллелями из сборников Рудченко, Чубинского и др. Солдатчина у Шевченко тесно переплетается с панщиной и ныне в данной им обрисовке в значительной степени представляется архаическим явлением: в солдаты ещё сдают паны, служба продолжительная; сравнительно наиболее полный и сочувственный образ солдата – в "Пустке" и в "Ну що, здавалося, слова".

Религиозно-нравственные мотивы

Поэзия Шевченко очень богата религиозно-нравственными мотивами. Теплое религиозное чувство и страх Божий проникают весь "Кобзарь". В послании до живых и ненарожденных земляков своих благочестивый поэт вооружается против атеизма и объясняет неверие односторонним влиянием немецкой науки. Как человек весьма религиозный, Шевченко в теплых выражениях говорит о силе молитвы, о киевских святынях; о чудотворном образе Пресвятой Богородицы, о богомолке, постоянно выдвигает христианские принципы добра, в особенности прощение врагам. Сердце поэта исполнено смирения и надежды. Все это спасло его от пессимизма и отчаяния, лишь по временам, под влиянием тяжелых условий его личной жизни и жизни его родины, пробивавшихся в поэзию Шевченко в тесной связи с основным религиозно-нравственным настроением поэта стоят мотивы о богатстве и бедности, о значении труда. Поэта смущает имущественное неравенство людей, нужда их, смущает и то, что богатство не обеспечивает счастья. Его принцип – "и чужому научайтесь, и свого не цурайтесь". Поэту, однако, совсем была чужда идея искания истины и служения ей независимо от каких-либо традиций. У Шевченко обнаруживается местами узкое национально-прикладное понимание науки, местами отождествление науки с моралью и неудачное иронизирование над людьми "пысьменными и друкованными".

Политические мотивы

Политические мотивы поэзии Шевченко, ныне большей частью устаревшие, известны по заграничным изданиям "Кобзаря" (лучшее изд. Огоновского). Его славянофильству посвящено в "Кобзаре" немало страниц. Сюда же примыкает стихотворение "Славянам", напечатанное в октябрьской книжке "Киевской Старины" за 1897 г. Кое-где разбросаны этнографические мотивы – о ляхах, евреях, цыганах, киргизах. В особые группы можно выделить как мотивы автобиографические, например ценное в этом отношении послание к Козачковскому, так и мотивы об отдельных писателях, например о Сковороде, Котляревском, Шафарике, Марко Вовчке. Ксенофобские высказывания Шевченко, первым дан "политкорректный" перевод, вторым – оригинал: "Сечь немчурою обросла. Да и москаль тоже хорошо умеет греть руки" ("Січ жидовою обросла. Та й москаль добре вміє гріти руки"); "Ляхи были – все взяли, кровь повипивали. А москали и мир Господний в путы заковали" ("Ляхи були – усе взяли, кров повипивали. А москалі і світ Божий в путо закували"); "Твои дети молодые … московской беленой(ю) … заглушены" ("Твої діти молодії … московською блекотою … заглушені"); "Как все москаль позабирает, как розкопает большой (богатый) тайник (скарб, ценности, сокровища)" ("Як все москаль позабирає, як розкопа великий льох"); "Может Москва выпалила и Днепро спустила в синее море" ("Може Москва випалила, і Дніпро спустила в синє море");

Н. И. Ульянов в своей книге "Происхождение Украинского сепаратизма" описывает Шевченко как русофоба ненавидящего всё русское.

Образы семьи

Все перечисленные выше мотивы поэзии Шевченко, за исключением двух-трёх (Днепр, Украина, казаки), отступают перед основными мотивами семейно-родственными. Семья – настоящая суть всего "Кобзаря"; а так как основу семьи составляет женщина и дети, то они и наполняют собой все лучшие произведения поэта. П. И. Житецкий, в "Мыслях о украинских думах", говорит, что в произведениях украинской поэзии, как школьной, так и народной, народная этика сводится главным образом к семейной морали, основанной на чувстве родства; в народной поэзии правда называется матерью ридною, а мать – правдою вирною, и в образе матери создана большая нравственная сила, как сила любви. Все эти суждения вполне применимы к поэзии Шевченко, которая по развитию семейно-родственных идеалов примыкает непосредственно к народной поэзии. Арена развития семейно-родственных начал – село – обрисована весьма сочувственно. Как в народной поэзии, у Шевченко село обыкновенно рифмуется со словом весело. Идеалом поэта было, чтобы "пустыню опановалы веселии села". Есть и "убоги села", и "село неначе погорило" – все от панщины. Ещё чаще упоминается и местами полнее описана хата – излюбленный мотив Шевченко Большей частью хата лишь упоминается, обыкновенно с добавкой эпитета "белая": "Хатки биленьки – мов диты в билых сорочках", "хатына, неначе дивчына, стоить на прыгори". В несчастных семьях хата "пусткою гние", покои немазаны, сволок немытый. Лучшие описания хаты – в стихотворениях "Хатына" и "Вечир". Своеобразны сравнения и образы: погорелая хата – истомленное сердце, хата – славянство, хата – могила. Молодость, молодые лета обрисованы в духе народной словесности, местами как подражание и перепев. Дивчина входит во многие стихотворения; чаще всего описание девичьей красоты, любви, дивованья. Отношение поэта к девушке – глубоко гуманное. Одно из лучших стихотворений Шевченко в этом отношении "И станом гнучкым" написано под влиянием известной "Молитвы" Лермонтова. С чувством искренней горести поэт рисует падение девушки. В "Черниця Марьяна" и "Назар Стодоля" описаны вечерницы, сговор, коровай, весилье, брак неравный по летам, брак неравный по общественному положению. Потребность в семейной жизни отмечена во многих местах "Кобзаря". В особенности видное значение в поэзии Шевченко имеют дети. В русской литературе нет ни одного писателя, у которого так много места было бы отведено детям. Причиной тому были сильные личные впечатления поэта из тяжелого его детства и его любовь к детям, подтверждаемая, помимо "Кобзаря", и многими биографическими данными, в особенности характерными воспоминаниями г-жи Крапивиной. Незаконнорожденные дети или байструки встречаются на многих страницах Кобзаря, как темное пятно крепостного быта. Семейные отношения выражены в обрисовке матери вообще, отношений между матерью и сыном, отношений между матерью и дочерью. Повсеместно рассеяно много народно-поэтических элементов, частью как результат прямого заимствования из народной поэзии, частью как наблюдение над живой действительностью. Отношение отца к сыну в "Сотнике" построено на несколько исключительном мотиве любви к одной и той же женщине.

Один из самых излюбленных мотивов Шевченко – покрытка. У Шевченко был предшественник, касавшийся этого мотива – Г. Ф. Квитка. В народной поэзии покрытка встречается редко, кое-где в песнях, да и то большей частью мимоходом и описательно. Шевченко принадлежит заслуга обстоятельного изучения социальных условий, порождавших при крепостничестве покрыток, и заслуга изображения их не только художественного, но и гуманного. Поэт не жалел темных красок при описании горемычной доли покрытки, местами не без крупных преувеличений. В действительности "покрывание" сходило для девиц легче, при значительной снисходительности общественного мнения (о покрытках, как бытовом явлении, см. заметку Фон-Носа в "Киевской Старине" за 1882 г., III, 427-429). Большим сочувствием Шевченко пользовались также наймички. Целая поэма, лучшее произведение Шевченко, посвящено наймичке и получило такое заглавие. Если бы Шевченко не написал ни одной строчки, кроме "Наймычки", то этой поэмы было бы достаточно, чтобы поставить его во главе украинской литературы и в один ряд с наиболее крупными славянскими гуманитарными поэтами. В то время как народная поэзия оставляет без внимания старость, Шевченко с любовью относится к старикам и старухам – бедным вдовам. Таково симпатичное изображение деда, вспоминающего о молодости, деда в семейной обстановке, с внуками, старого кобзаря Перебенди. Образ смерти в стихотворении "По-над полем иде" и в "Невольнике" в виде косаря – образ традиционный, стоящий в близкой связи с произведениями поэзии и искусства как южнорусских, так и западноевропейских. Стихотворение это, при всем том, отличается в высшей степени своеобразным, чисто украинским характером, как образцовая национальная обработка широкого международного культурного мотива.

Шевченко-художник

Изучение Шевченко, как живописца, представляется трудным делом, по разбросанности и малой доступности его произведений, лишь случайно и в очень малом числе попадавших на выставки. Большая часть рисунков Шевченко хранится в Чернигове в музее Тарновского. Издано очень немногое и в отрывочной форме. Исследований и описаний мало (Шугурова, Русова, Горленко, Кузьмина, Гринченко); исследования кратки, касаются частных вопросов; ещё недавно, в декабре 1900 г., г-н Кузьмин небезосновательно жаловался, что о Шевченко, как художнике, "почти ничего не говорилось". Мнения о Шевченко, как рисовальщике, значительно расходятся. Так, г-н Кузьмин говорит, что "Шевченку по справедливости может быть приписана слава едва ли не первого русского офортиста в современном значении этого слова". Ещё ранее Сошенко усматривал в Ш. живописца не последней пробы. Иначе смотрит г-н Русов (в "Киевской Старине", 1894 г.). По его мнению, Шевченко в живописи был лишь "фотографом окружающей природы, к которой и сердце его не лежало, и в создании жанра он не пошёл дальше ученических проб, шуток, набросков, в которых, при всем желании найти какую-либо художественную идею, мы уловить её не в состоянии, до такой степени неопределенна композиция рисунков". И Кузьмин, и Русов признают в живописи Шевченко несоответствие её поэтическим его сюжетам, но в то время как г-н Русов усматривает в этом недостаток, г-н Кузьмин, напротив, видит достоинство.

Чтобы определить значение Шевченко, как живописца и гравера, нужно оценить его произведения в совокупности и с разных исторических точек зрения, не подгоняя их под то или другое излюбленное требование. Шевченко заслуживает изучения как сила, отразившая на себе настроение эпохи, как ученик определенных художественных течений. Кто пожелает ознакомиться обстоятельно со школой Брюллова и выяснить его влияние, тот некоторую долю ответа найдет в рисунках и картинах Шевченко. Кто пожелает изучить влияние в России Рембрандта, тот также не сможет обойти Шевченко. Он относился к искусству с глубокой искренностью; оно доставляло ему утешение в горькие минуты его жизни. Рисунки Шевченко имеют немалое значение для его биографии. Есть рисунки, взятые прямо из окружавшей поэта бытовой обстановки, с хронологическими датами. Распределенные по годам (что сделано уже отчасти г-ном Гринченко во 2 т. каталога музея Тарновского), рисунки в совокупности обрисовывают художественные вкусы и стремления Шевченко и составляют важную параллель к его стихотворениям.

Кроме автобиографического значения, рисунки Шевченко .имеют значение историческое. Одно время поэт, по поручению киевской археографическое комиссии, срисовывал малорусские памятники старины в Переяславле, Субботове, Густыни, Почаеве, Вербках, Полтаве. Тут находятся рисунки домика Котляревского, развалин Густынского монастыря до исправления, места погребения Курбского и др. В настоящее время историческую ценность имеют многие жанровые рисунки. Таков, например, рисунок "В былое время" (в собрании С. С. Боткина в СПб.). На рисунке изображено наказание шпицрутенами, печальная "зелёная улица". Приговоренный к наказанию сбросил сорочку; у ног его валяются снятые тяжелые железные кандалы. Перед ним тянется длинный ряд его невольных палачей. Вблизи ведро, должно быть, с водой. Вдали на горе очертание крепости. Это – правдивая страница из истории русского быта. Вспоминая однажды, в конце своей жизни, солдатчину, Шевченко достал из альбома этот рисунок и дал своему ученику Суханову такое пояснение его, что тот тронут был до слез, и Шевченко поспешил утешить его, сказав, что этому зверскому истязанию наступил конец. Историческое значение имеет ныне и бытовой в свое время рисунок "Товарищи", изображающий тюремную камеру с двумя скованными арестантами, причем железная цепь идет от руки одного арестанта к ноге другого – превосходная иллюстрация к книге А. Ф. Кони о докторе Гаазе. Характерно обрисована вся тюремная обстановка.

Есть ещё одна сторона в рисунках Шевченко, весьма любопытная – этнографическая. Если разобрать многочисленные рисунки Шевченко с фольклорными целями, то в итоге получится ценная этнографическая коллекция. Так, для ознакомления с постройками могут пригодиться старинное здание в украинском селе, комора в Потоке, батьковская хата; для ознакомления с костюмами – ярмарка, девушка, рассматривающая рушник, женщина в намитке, выходящая из хаты, "коло каши" (четыре крестьянина едят под вербой кашу из казанка), "знахарь" в костюме, характерном для крестьян Киевской губернии, "старосты" в интересный момент подачи невестой рушников и многое др. Для малорусского жанра старого времени интересны рисунки чумаков в дороге среди курганов, бандуриста, деда у царины, пасечника, волостного суда ("судня рада") с подписью: "отаман сбира на село громаду, колы що трапытця незвычайне, на раду и суд. Громада, порадывши и посудывши добре, расходится, пьючи по чарци позвовои" и др. В этих рисунках Шевченко является достойным современником Федотова. Ограниченное местное значение имеют многочисленные рисунки среднеазиатской природы – той пустынной, степной обстановки, среди которой Шевченко вынужден был влачить свою жизнь: бедная природа, песчаные бурханы, скалистые берега рек, редкие кустарники, группы солдат и татар с верблюдами, магометанские кладбища. Рисунки этого рода, сохранившиеся в значительном количестве и большей частью прекрасно исполненные, могут послужить хорошей иллюстрацией к некоторым горестным стихотворениям Шевченко из первых тягостных лет его ссылки.

Картин Шевченко масляными красками очень мало; Шевченко лишь изредка прибегал к кисти. Судя по обстоятельному каталогу г-на Гринченко, в богатом собрании Тарновского в Чернигове (свыше 300 №№) находятся всего лишь четыре картины Шевченко масляными красками – "Катерына", "Голова молодого человека", "Портрет княгини Репниной" и "Кочубей". Г-н Горленко в "Киевской Старине" за 1888 г. указывает ещё на три картины Шевченко масляными красками – "Пасечник", портрет Маевской и собственный портрет. В Харькове, в частном музее Б. Г. Филонова, находится приписываемая кисти Шевченко большая картина "Спаситель", высотой аршина два и шириной полтора. Работа чистая, краски свежие, отлично сохранившиеся, но стиль чисто академический. Христос изображен по пояс, в профиль, со взором, обращенным на небеса. В музее искусств и древностей харьковского университета находится небольшая картина Шевченко, написанная на холсте масляными красками, с надписью белой краской: "Та нема гирше так никому, як бурлаци молодому". На картине поясное изображение пожилого малоросса, с небольшими усами, без бороды и без бакенбард. Улыбка на лице не отвечает надписи. Фон картины почти совсем чёрный. Заметно влияние Рембрандта, которого Шевченко рано полюбил. По словам В. В. Тарновского, Шевченко в академии называли русским Рембрандтом, по существовавшему тогда обыкновению давать наиболее даровитым ученикам имена излюбленных художников-образцов, с манерой которых работы этих учеников имели наиболее сходства. В офортах Шевченко обнаруживаются характерные черты работ великого голландца: те же неправильные, пересекающиеся в самых разнообразных направлениях штрихи – длинные, частые – для фонов и затемненных мест, мелкие, почти обрывающиеся в точки в местах светлых, причем каждая точка, каждый мельчайший завиток, являются органически необходимыми, то как характерная деталь изображаемого предмета, то для усиления чисто светового эффекта. В последнее время рисунки Шевченко случайно попадали и на выставку гоголевско-жуковскую в Москве в 1902 г., и на выставку XII археологического съезда в Харькове в 1902 г., но здесь они терялись в массе других предметов. В Харькове были выставлены две гравюры Ш. 1844 г. – "Судня рада" и "Дары в Чигирине", обе из коллекций профессора М. М. Ковалевского в Двуречном Куте, Харьковского уезда. В печати неоднократно было высказано пожелание (например, г-ном Горленко в "Киевской Старине" за 1888 г.), чтобы все рисунки и картины Шевченко были воспроизведены и изданы в форме собрания, что весьма пригодилось бы и для истории русского искусства, и для биографии Шевченко.

Литература (XIX в.)

Литература о Шевченко весьма велика и очень разбросана. Все вышедшее до 1884 г. указано в "Показчике новой украинской литературы" Комарова (1883) и в "Очерках истории украинской литературы XIX столетия" профессора Петрова, 1884 г. Издано много воспоминаний о Шевченко (Костомарова, Чужбинского, Чалого, Юнге, Тургенева и др.), много биографий (лучшие – М. К. Чалого, 1882 г., и А. Я. Конисского, 1898 г.), много популярных брошюр (лучшие – Маслова и Ветринского), много критических разборов отдельных произведений (например, Франко о "Перебенде", Кокорудзы о "Послании"). Ежегодно февральская книжка "Киевской Старины" приносит исследования и материалы о Шевченко, иногда новые и интересные. В Львове много лет уже работает научное общество ("Товарыство") имени Шевченко, в изданиях которого находят место ценные исследования о Шевченко, например исследование г-на Колессы о влиянии Мицкевича на Шевченко. И в других галицко-русских периодических изданиях разбросано немало статей о Шевченко, иногда оригинальных по точке зрения, например ст. Студинского об отношении Шевченко к Н. Маркевичу в "Зоре" за 1896 г. Как исторические, так и публицистические издания дают место статьям о Шевченко; так, в "Вестнике Европы" напечатаны воспоминания Юнге, в "Русской Старине" – письма Жуковского к графине Барановой по поводу выкупа Шевченко из неволи, в "Неделе" за 1874 г. (№ 37) – статья о Шевченко, в дополнение к лекциям профессора О. Ф. Миллера по истории новейшей литературы. В лучших общих курсах (например, "Очерках" профессора Н. И. Петрова) Шевченко отведено много места. В разных провинциальных газетах и литературных сборниках разбросаны статьи о Шевченко, иногда не лишенные интереса, например ст. Конисского о море в стихотворениях Шевченко в № 30 прекратившегося одесского изд. "По морю и суше" за 1895 г., сведения о народных преданиях или мифах о Шевченко в "Харьковских Ведомостях" за 1894 г., № 62 и др. Полные издания "Кобзаря" – заграничные (лучшее – львовское, в 2 т., под редакцией Огоновского). В России все издания "Кобзаря" сокращенные, с пропуском резких политических стихотворений. История изданий "Кобзаря" указывает на чрезвычайно быстрое его распространение в новейшее время, в зависимости от развития образования. Первое издание (Мартоса) вышло в 1840 г. Через 4 года появилось 2-е издание "Кобзаря", куда вошли уже "Гайдамаки". Третье издание вышло в 1860 г., после возвращении поэта из ссылки. Оно появилось благодаря материальной поддержке со стороны известного сахарозаводчика Киевской губернии Платона Симиренко. Это издание встретило в Петербурге очень сильные препятствии со стороны цензуры и только благодаря заступничеству министра народного просвещения Ковалевского увидело Божий свет. В 1867 г. появляется "Чигиринский торбанист-певец" (4 изд. "Кобзаря"). В том же году Кожанчиков издает сочинения Шевченко в двух томах, содержавших в себе 184 пьесы. Через два года вышло 6-е издание Шевченко. С тех пор в течение 14 лет (1869-83) стихотворения Шевченко не издавались в России, но выдержали в самое короткое время (1876-81) четыре издания в Праге и Львове. 7-е издание (1884) "Кобзаря" Шевченко появилось в Петербурге. С этого времени "Кобзарь" выдержал более 7 изданий в значительном числе экземпляров (одно изд., например, в 60 тыс., другое в 20 тыс. и т. д.). Из отдельных произведений Шевченко в большом количестве (50 тыс. экз.) издана была "Наймичка" (Харьков, 1892).

Именем Шевченко назван Национальный университет в Киеве напротив парка имени Шевченка, улицы во многих городах Украины, России и других стран (например, в Вильнюсе). С 1964 по 1991 казахстанский город Актау назывался "Шевченко".

Шекспир Уильям (Shakespeare, William) (1564-1616) – английский драматург, поэт, актер эпохи Возрождения. В мировой истории – несомненно, самый знаменитый и значимый драматург, оказавший огромное влияние на развитие всего театрального искусства. Сценические произведения Шекспира и сегодня не сходят с театральных подмостков всего мира.

Родился в маленьком городке Стратфорд-на-Эйвоне 23 апреля 1654. Происходил из семьи торговцев и ремесленников. Учился в т.н. "грамматической школе", где основным предметом был латинский язык и основы греческого. В школе получил широкие знания античной мифологии, истории и литературы, отразившиеся в его творчестве. В 1582 женился на А.Хэсуэй, от брака с которой имел троих детей. Однако около 1587 покинул Страдфорд-на-Эйвоне и свою семью и переселился в Лондон. Далее о его жизни нет никаких сведений до 1592, когда мы впервые находим упоминание о нем, как об актере и драматурге – в предсмертном памфлете драматурга Р.Грина "На грош ума, купленного за миллион раскаяния". Более точные биографические сведения о Шекспире датируются 1593-1594, когда он вступил в одну из ведущих английских театральных трупп того времени – труппу Р.Бербеджа "Слуги лорда-камергера" (Chamberlain's Men).

Считается вероятным, что Шекспир стал профессиональным актером уже в конце 1580-х; а с 1590 начал и свою драматургическую деятельность. В те годы мало что предвещало, что Шекспир станет не только самым знаменитым мировым драматургом, но и одной из самых загадочных личностей в истории. До сих пор существует масса гипотез (впервые выдвинутых в конце 18 в.), что его пьесы принадлежат перу совершенно другого человека. За два с лишним века существования этих версий на "роль" автора этих пьес выдвигали около 30 самых разных претендентов – от Фрэнсиса Бэкона и Кристофера Марло до пирата Фрэнсиса Дрейка и королевы Елизаветы. Были версии, что под именем Шекспира скрывается целый коллектив авторов – и к этому подталкивает, несомненно, небывалая многогранность творческого наследия Шекспира: в его палитре трагедия, комедия, исторические хроники, барочные драмы, лирико-философская поэзия – вспомним знаменитые сонеты. При этом даже в рамках одного жанра – любого из перечисленных – Шекспир удивительно многолик. Однако кем бы он ни был, – а в многочисленных спорах о личности великого драматурга и поэта точка будет поставлена не скоро, возможно, что и никогда – создания гения Ренессанса сегодня по-прежнему вдохновляют режиссеров и актеров всего мира.

Первые его пьесы относятся к началу 1590-х, последняя – к 1612. Таким образом, творческий путь Шекспира был не слишком долгим – около двадцати лет. Однако за эти два десятка лет в его драматургии отразилась эволюция всего ренессансного мировоззрения.

В ранних комедиях ("Как вам это понравится", "Два веронца", "Сон в летнюю ночь", "Много шума из ничего", "Двенадцатая ночь", "Бесплодные усилия любви", "Укрощение строптивой", "Комедия ошибок", "Виндзорские насмешницы") в полной мере присутствует гармоничное отражение совершенства мироздания, жизнерадостный, оптимистический взгляд на мир. В них нет плутовских мотивов, столь распространенных в литературе того времени. Здесь веселятся ради веселья, шутят ради шутки. Поражает разнообразие жанровых вариаций комедий – романтическая комедия, комедия характеров, комедия положений, фарс, "высокая" комедия. При этом все персонажи поразительно многогранны, психологические ходы – сложны и разнообразны. Герои шекспировских комедий всегда незаурядны, в их образах воплощены типично ренессансные черты: воля, острый ум, стремление к независимости, и, конечно, сокрушающее жизнелюбие. Даже на чисто фарсовых ситуациях комедии положений (как, скажем, в "Комедии ошибок") Шекспир строит сложные реалистические характеры. Особенно интересны женские образы этих комедий – равные мужчине, свободные, энергичные, активные и бесконечно обаятельные.

В этот же период (1590-1600) он пишет ряд исторических хроник. В шекспироведении их принято делить на две тетралогии, каждая из которых охватывает один из периодов английской истории. Первая из них – три части "Генриха VI" и "Ричард III" – о времени борьбы Алой и Белой розы; вторая – "Ричард II", две части "Генриха IV" и "Генрих V" – о предшествующем периоде борьбы между феодальными баронами и абсолютной монархией. Жанр драматической хроники свойственен только английскому Ренессансу. Скорее всего, так получилось потому, что любимым театральным жанром раннего английского средневековья были мистерии на светские мотивы. Драматургия зрелого Возрождения формировалась под их влиянием; и в драматических хрониках сохранены многие мистериальные черты: широкий охват событий, множество персонажей, свободное чередование эпизодов. Однако в отличие от мистерий, в хрониках представлена не библейская история, а история государства. Здесь, в сущности, он тоже обращается к идеалам гармонии – но гармонии именно государственной, которую видит в победе монархии над средневековой феодальной междоусобицей. В финале пьес торжествует добро; зло, как бы ни страшен и кровав был его путь, низвергнуто. Таким образом, в первый период творчества Шекспира на разных уровнях – личностном и государственном – трактуется главная ренессансная идея: достижение гармонии и гуманистических идеалов.

Однако уже в первый период появились две пьесы, в которых возникает предвестие будущих шекспировских трагедий – "Ромео и Джульетта" и "Юлий Цезарь". Здесь впервые отчетливо слышны ноты сомнения в том, что всеобщая гармония может стать реальностью.

Второй период творчества Шекспира (1601-1607) посвящен преимущественно трагедии (за эти годы он пишет лишь две комедии: "Конец – делу венец" и "Мера за меру", причем вторая из них фактически относится к драме). Именно в этот период драматург достигает вершины своего творчества – "Гамлет" (1601), "Отелло" (1604), "Король Лир" (1605), "Макбет" (1606), "Антоний и Клеопатра" (1607), "Кориолан" (1607). В них уже нет и следа гармонического ощущения мира, здесь раскрываются конфликты вечные и неразрешимые. Здесь трагедия заключена не только в столкновении личности и общества, но и во внутренних противоречиях в душе героя. Проблема выводится на общий философский уровень, причем характеры остаются необычайно многогранными и психологически объемными. При этом очень важно, что в великих трагедиях Шекспира полностью отсутствует фаталистическое отношение к року, предопределяющему трагедию. Главный акцент, как и прежде, ставится на личности героя, формирующего свою судьбу и судьбы окружающих.

Произведения последнего периода его творчества: "Цимбелин", "Зимняя сказка", "Буря". Это – поэтические сказки, уводящие от реальности в мир мечты. Полный осознанный отказ от реализма и уход в романтическую фантазию закономерно трактуется шекспироведами как разочарование драматурга в гуманистических идеалах, признание невозможности достижения гармонии. Этот путь – от торжествующе-ликующей веры в гармонию к усталому разочарованию – фактически прошло и все мировоззрение Ренессанса.

Несравненной мировой популярности пьес Шекспира способствовало отличное знание драматургом театра "изнутри". Практически вся лондонская жизнь Шекспира была так или иначе связана с театром, причем с 1599 – с театром "Глобус", бывшим одним из важнейших центров культурной жизни Англии. Именно сюда в только что отстроенное здание переселилась труппа Р.Бербеджа "Слуги лорда-камергера", как раз в то время, когда Шекспир стал одним из пайщиков труппы. Шекспир играл на сцене примерно до 1603 – во всяком случае, после этого времени упоминаний о его участии в спектаклях нет. По-видимому, как актер Шекспир не пользовался особой популярностью – сохранились сведения о том, что он исполнял второстепенные и эпизодические роли. Тем не менее, сценическая школа была пройдена – работа на сцене, несомненно, помогла Шекспиру точнее понять механизмы взаимодействия актера со зрителем и секреты зрительского успеха. Зрительский успех был очень важен для Шекспира и как для театрального пайщика, и как для драматурга – и после 1603 он оставался крепко связанным с "Глобусом", на сцене которого ставились практически все написанные им пьесы. Устройство зала "Глобуса" предопределяло совмещение на одном спектакле зрителей самых разных социальных и имущественных слоев, при этом театр вмещал не менее 1500 зрителей. Перед драматургом и актерами вставала сложнейшая задача удерживать внимание разнородной аудитории. Пьесы Шекспира в максимальной степени отвечали этой задаче, пользуясь успехом у зрителей всех категорий.

Мобильную архитектонику шекспировских пьес во многом обусловили и особенности театральной техники 16 в. – открытая сцена без занавеса, минимум реквизита, крайняя условность сценического оформления. Это заставляло концентрировать внимание на актере и его сценическом мастерстве. Каждая роль в шекспировских пьесах (часто – написанная на конкретного актера) психологически объемна и предоставляет огромные возможности ее сценической интерпретации; лексический строй речи меняется не только от пьесы к пьесе и от персонажа к персонажу, но и трансформируется в зависимости от внутреннего развития и сценических обстоятельств (Гамлет, Отелло, Ричард III и др.). Недаром множество актеров с мировыми именами блистали в ролях шекспировского репертуара.

Вообще язык драматургических произведений Шекспира необычайно богат: по исследованиям филологов и литературоведов, его словарь насчитывает более 15000 слов. Речь персонажей изобилует всевозможными тропами – метафорами, аллегориями, перифразами и т.д. Драматург использовал в своих пьесах множество форм лирической поэзии 16 в. – сонет, канцону, альбу, эпиталаму и др. Белый стих, которым в основном написаны его пьесы, отличается гибкостью и естественностью. Этим обусловлена огромная притягательность творчества Шекспира для переводчиков. В частности, в России к переводам шекспировских пьес обращались множество мастеров художественного текста – от Н.Карамзина до А.Радловой, В.Набокова, Б.Пастернака, М.Донского и др.

Минимализм сценических средств Ренессанса позволил драматургии Шекспира органично влиться в новый этап развития мирового театра, датируемый началом 20 в. – театра режиссерского, ориентированного не на отдельные актерские работы, а на общее концептуальное решение спектакля. Невозможно перечислить даже общие принципы всех многочисленных шекспировских постановок – от подробной бытовой трактовки до крайней условно-символической; от фарсово-комедийной до элегически-философской или мистериально-трагедийной. Любопытно, что пьесы Шекспира до сих пор ориентированы на зрителей практически любого уровня – от эстетствующих интеллектуалов до невзыскательной зрительской аудитории. Этому, наряду со сложной философской проблематикой, способствуют и запутанная интрига, и калейдоскоп различных сценических эпизодов, перемежающих патетические сцены с комедийными, и включение в основное действие поединков, музыкальных номеров и т.д.

Драматургические произведения Шекспира стали основой и многих спектаклей музыкального театра (оперы "Отелло", "Фальстаф" (по "Виндзорским насмешницам") и "Макбет" Д.Верди; балет "Ромео и Джульетта" С.Прокофьева и мн. другие).

Примерно в 1610 Шекспир покинул Лондон и возвратился в Стратфорд-на-Эйвоне. До 1612 не терял связи с театром: в 1611 написана "Зимняя сказка", в 1612 – последнее драматургическое произведение, "Буря". Последние годы жизни отошел от литературной деятельности, и жил тихо и незаметно в кругу семьи. Вероятно, это было связано с тяжелой болезнью – на это указывает сохранившееся завещание Шекспира, составленное явно наспех 15 марта 1616 и подписанное изменившимся почерком. 23 апреля 1616 в Стратфорде-на-Эйвоне скончался самый знаменитый драматург всех времен и народов.

Перси Биши Шелли (англ. Percy Bysshe Shelley; 4 августа 1792, графство Сассекс – 8 июля 1822, утонул в Средиземном море между Специей и Ливорно) – один из величайших английских поэтов XIX в, муж Мэри Уолстонкрафт Шелли.

Своей пламенной верой в полновластный и всеразрешающий разум, своим полным пренебрежением к унаследованным от прошлого человеческим воззрениям, верованиям и привычкам Шелли принадлежит ещё к последователям идей века Просвещения. "Политическая справедливость" Годвина, проникнутая целиком революционным национализмом девяностых годов XVIII в., стала очень рано его евангелием; но идеи Годвина претворились у Шелли в красивые поэтические видения, смело задуманные и своеобразные. Эти образы, воздушные и туманные, убаюкивают сознание своей дивной художественностью. Как поэт, Шелли принадлежит уже целиком к началу истекшего столетия, к тому блестящему возрождению поэзии, которое мы называем романтизмом. Поэтическое дарование Шелли, таким образом, не вполне соответствует его миросозерцанию. Двойственность Шелли, как рационалиста и романтика, мыслителя и художника, проповедника и поэта, составляет самую характерную черту его гения.

"Шелли научил нас, – пишет профессор Доуден – признавать благодетельность высшего закона, тяготеющего над избранными душами, живущими ради идеи, ради надежды, и готовых претерпеть за них и попреки, и посрамление, и даже принять смерть мученичества. Но этот высший закон, как его представил себе Шелли, – вовсе не добровольное подвижничество или жалкий аскетизм; Шелли и в стихах, и в прозе отдает должное музыке, живописи, скульптуре и поэзии и обогащает наше сознание их могуществом. Его только никогда не удовлетворяет эпикурейское наслаждение красотой или удовольствием. Его поэзия вливает в нас божественную тревогу, которую не могут рассеять ни музыка, ни живопись, ни скульптура, ни песня; через их посредство мы поднимаемся к какой-то высшей красоте, к какому-то вожделенному добру, которых мы, может быть, никогда не достигнем, но к которым мы постоянно и неминуемо должны стремиться" ("Transcripts & Studies", стр. 100). Женственно-красивый и нежный облик Шелли, с его открытым и вдумчивым взором, заканчивает обаятельность его, как поэта и как человека.

Созерцательная, склонная к мечтательности и к сильным душевным возбуждениям натура Шелли сказалась очень рано, когда ещё ребенком, в поместье своего деда, он рассказывал маленьким сестрам страшные сказки и забавлялся химическими и электрическими опытами, производившими впечатление алхимии.

Те же интересы преобладают и позже в Итонской школе, куда отец поэта, Тимофей Шелли, деревенский сквайр, отдал своего сына, в надежде ввести его в круг избранной молодежи. В первые годы мы и здесь видим Шелли за чтением страшных романов г-жи Редклиф и Люиса и за химическими опытами. Здесь впервые жизнь показалась Шелли и своей неприглядной стороной.

Суровое воспитание тогдашнего английского юношества жестоко отразилось на чувствительной душе поэта. Он долго помнил издевательства, кулачную расправу, приставанья своих товарищей и наставников. В "Лаоне и Ситне" он вспоминает о них, как о своих "тиранах и врагах". В последние годы пребывания в Итоне занятия Шелли становятся более серьёзными. В нём просыпается потребность творчества.

В 1810, когда Шелли перешёл в Оксфордский университет, он уже был автором двух романов: "Цастроцци" и "Св. Ирвайн". Оба они отражают самый фантастический и грубый романтизм тогдашнего ходячего романа, но несомненно нашли себе читателей. В Итоне Шелли впервые увлекся и идеями "Политической справедливости" Годвина; его кузина Гарриэт Гров, на любовь к которой благосклонно смотрели его родители, была уже по первым письмам, пришедшим из Оксфорда, встревожена вольномыслием своего молодого друга. На первых порах в Оксфорде Шелли испытал мало новых впечатлений. Он издает шутовские стихи, под заглавием: "Посмертные записки Маргариты Никольсон", зачитывается Платоном, Еврипидом, Лукрецием, знакомится с Франклином и Кондорсе, с философией Локка и Юма. Сам университет не произвел на Шелли, по-видимому, никакого впечатления. Характерная для Шелли жажда прозелитизма и потребность высказываться быстро привели его, вместе с его товарищем и другом Гоггом, оставившим интересные воспоминания (Hogg, "Life of Р. В. S.", Лондон, 1858), к крайне опасному шагу: изданию брошюры о "Необходимости атеизма". Шелли собственноручно распространял эту брошюру среди студентов, рассылал её множеству лиц и быстро распространил её по всему Оксфорду.

Хотя имя его не стояло на заголовке, тем не менее университетское начальство вызвало Шелли на суд и, после его отказа отвечать на предложенные вопросы, постановлением 25 марта 1811 исключило обоих друзей из числа студентов. О женитьбе Шелли на Гарриэт Гров не могло быть более речи. Отец Шелли на некоторое время запретил ему даже являться домой, назначив ему 200 фунтов ежегодной пенсии, – и 19-летний Шелли раз навсегда был предоставлен самому себе.

Следующие три года жизни Шелли можно назвать эпохой общественно-политических скитаний. Уже как бы приобретя венец гонимого за идею, Шелли в эти годы чувствует себя защитником угнетенных и смелым поборником правды и свободы. В таком свете представлялась ему дружба с Гарриэт Уэстбрук, пансионной подругой его сестер, дочерью богатого трактирщика, подозревавшегося и в ростовщичестве. Увезя эту шестнадцатилетнюю девочку в Эдинбург к Гоггу и женившись на ней в августе того же года, Шелли считал, что спасает её от тирании старого Уэстбрука. Родители Шелли, возмущенные таким неподходящим для наследника баронетского достоинства браком, предложили ему отказаться от наследства в пользу будущего сына или младшего брата. Это ещё более укрепило Шелли в той мысли, что он служит дорогим ему идеям свободы, равенства и справедливости. В таком настроении совершил Шелли свою поездку в Ирландию, где распространял почти собственноручно свою брошюру о даровании равноправности католикам.

Биографы обыкновенно подсмеиваются над этим вмешательством Шелли в политику. Хотя эта пропаганда и кажется наивной, но, читая брошюру Шелли теперь, при свете современных политических отношений Англии, нельзя не признать, что он вовсе не витал в заоблачных мечтаниях, а лишь высказывал взгляды, к которым его соотечественникам предстояло прийти через три четверти века. Все в том же настроении Шелли знакомится вскоре сначала письменно, а затем и лично с Годвином, отдается со всем пылом молодости делам благотворительности (преимущественно в Тримедоке, в Карнарвоншире), издает ещё целый ряд политических памфлетов и, наконец, пишет свою "Королеву Маб", с длинными примечаниями. Это первый поэтический опыт, ещё слишком полный юношеского риторизма и бледнеющий перед вдохновенной лирикой его последующих поэм. Насколько молодой Шелли ещё мало чувствовал себя в то время поэтом, видно из того, что во время его пребывания в "стране озер", где жили "поэты-лэкисты" – Саути, Вордсворт и Кольридж, – их поэзия мало заинтересовала Шелли, хотя он и был близко знаком с Саути, и впоследствии влияние "лэкистов" сильно сказалось на его творчестве. Увлечение политическими, социальными и философскими вопросами в то время ещё, по-видимому, сдерживало поэтическое дарование Шелли в слишком узких для него рамках рассудочности. Вскоре для Шелли наступили новые треволнения, и они могут считаться последним толчком к поэтическому творчеству.

Через год после выхода "Королевы Маб" и рождения дочери, названной в честь героини этой поэмы тоже Ианти, Шелли расходится с Гарриэт, и сердце его воспламеняется уже настоящей любовью к дочери Годвина, Мэри. Разрыв с женой и вторичный увоз семнадцатилетней девушки много обсуждались биографами Шелли и обыкновенно толковались не в пользу поэта; в них видели прямолинейное и бездушное приложение теорий свободной любви (жена его была в то время беременна вторым ребенком и спустя два года утопилась). Разобраться в этих событиях жизни Шелли трудно. По-видимому, Шелли имел какие-то основания подозревать Гарриэт в неверности и даже не считать её будущего ребенка своим. Гарриэт вскоре сошлась с другим человеком, причем её самоубийство было следствием, с одной стороны, давнишней склонности её к такому концу, с другой – неудовлетворенности в её новой привязанности. Бегство с Мэри Годвин (28 июля 1814) сопряжено с первой поездкой Шелли в Швейцарию, где годом позже он близко сошелся со знаменитым уже в то время Байроном. Четыре года жизни Шелли с его новой подругой проходят то в Швейцарии, то в Англии. За это время в окрестностях Виндзора возник "Аластор" (1816) (см. также Аластор), первое истинно поэтическое произведение Шелли. Через два года вышла в свет и вторая большая поэма, "Лаон и Ситна", более известная под заглавием "Восстание Ислама" (1818). Ещё не признанный и известный лишь как автор зажигательной "Королевы Маб", Шелли стоит уже на высоте своего поэтического гения. К этому времени относится и знакомство Шелли с Ли Гентом и с юным, вдохновенным Китсом. Это вступление в литературную среду сказалось как обогащением, так и более всесторонним развитием художественных вкусов Шелли.

Вместе с расцветом его таланта наступает и время полной политической зрелости. Памфлет Шелли "Предложение о реформе избирательных законов во всем королевстве" (1817) указывает на серьёзные знания и трезвые взгляды. Об этом свидетельствует и очерк, озаглавленный: "Философский взгляд на реформы", до сих пор не изданный, но пересказанный Доуденом в одной из его последних статей о Шелли. Для взглядов Шелли этого времени в высшей степени характерны слова его в одном письме к Ли Генту. "Я принадлежу к тем, – пишет Шелли, – кого ничто не может удовлетворить, но кто готов покамест довольствоваться всем, что действительно достижимо". Можно с уверенностью сказать, что юношеские увлечения Шелли разрешились бы серьёзным вступлением его на политическую арену, и здесь Шелли оказался бы, вероятно, более полезным и деятельным, чем член палаты лордов Байрон. В 1815 г. баронетство перешло к отцу Шелли и поэт начал получать ежегодный доход в 1000 фунтов, обеспечивавший ему и известное положение в обществе. Но уже в 1816 г., когда утонула его первая жена, жизнь Шелли начинает принимать такой оборот, что о его личном вмешательстве в политику не может быть более речи. Против него вооружается его тесть, Уэстбрук, по ходатайству которого лорд Эльдон, как лорд-канцлер, 17 марта 1817 года постановил лишить Шелли права воспитывать своих детей от первого брака. Основанием этому послужили его связь с Мэри Годвин (несмотря на то, что в это время Шелли, овдовев, уже был женат на ней) и главным образом атеистические взгляды, высказанные в "Королеве Маб". Шелли был таким образом как бы объявлен вне закона. Против него восстало и общественное мнение, преследовавшее его до самой смерти. Его поэмы также все ещё не вызывали сочувствия. В горестном настроении Шелли решил покинуть родину. 11 марта 1818 г., вместе с семьей и со сводной сестрой Мэри Годвин, Марией Клермон, матерью маленькой Аллегры, прижитой ею от Байрона, Шелли уехал в Италию.

Четыре года, которые Шелли прожил в Италии, были самыми продуктивными и полными годами его жизни. В первые два года уже возникли его "Освобожденный Прометей" и трагедия "Ченчи", заставляющие думать, что останься Шелли в живых, Англия обладала бы сильным, глубоким и вдумчивым драматургом. В это время расширяются артистические запросы Шелли, характерные для него, как для английского романтика, родоначальника того особого эстетизма, который тянется через Рёскина до Росетти и В. Морриса. Давнишний восторг перед поэзией древней Эллады, перед Гомером, гимны которого переводил Шелли, перед Софоклом, с которым он никогда не расставался, и, наконец, перед Феокритом, чье влияние слышится в одной из наиболее проникновенных поэм Шелли, "Адонанс", написанной за год до его смерти в память рано умершего Китса, весь этот чисто артистический восторг перед Грецией ещё обновляется вестями о греческом восстании и знакомством с одним из его видных деятелей, Маврокордато. Шелли искренно говорит ему: "мы все греки" и задумывает свою "Элладу" (1821).

Под небом Италии – Италии начала века, где вспыхнуло национально-освободительное движение, – Шелли увлекается Данте, с его "Божественной Комедией" и с более близкой лирическому гению самого Шелли. "Vita Nuova". С Италией, "раем изгнанников", как назвал её Шелли, связаны, кроме "Ченчи", "Строки, написанные среди Евганейских холмов" и "Юлиан и Маддало". Через посредство итальянского Возрождения Шелли понял и поэтов "старой веселой Англии" времен королевы Бетси, к изысканной прелести которых так внимательно прислушивались поэты-лэкисты и ещё больше Китс. Подобно лэкистам, поэта приковывает к себе и красота природы. Время пребывания в Италии может быть названо самым счастливым периодом в жизни Шелли. Первый год, проведенный частью в Ливорно, частью в Неаполе, был омрачен посещением Байрона в Венеции. Шелли был удручен не только распутством Байрона, но и его странным отношением к маленькой дочери Аллегре и к её матери. Несколько позже супругам Шелли пришлось оплакивать потерю своего сына Вильяма, похороненного на том же кладбище в Риме, где покоится теперь и прах Шелли. Но уже второй и третий год итальянской жизни, прошедшие частью в Пизе, частью в Ливорно, были полны надежд и разнообразия впечатлений. Кроме Байрона, которого, несмотря на разочарование в нём, как в человеке, Шелли продолжал от времени до времени посещать, к образовавшемуся около него кружку присоединились теперь Медвин и Трелоне, поддерживавшие бодрость духа Шелли Медвин, двоюродный брат Шелли, был и товарищем его по пансиону, где он воспитывался до поступления в Итон. От него мы знаем о Шелли-мальчике (см. Th. Medwin, "The life of P. B. S.", Лондон, 1847). Блестящие и остроумные рассказы Трелоне касаются именно последних годов жизни Шелли; он же сообщил всего более подробностей и о несчастной поездке под парусами, во время которой погиб Шелли (см. E. Trelawny, "Recollections of the last days of S. & of Byron", 2 изд., Лондон, 1859; см. также "Records of S., Byron & the author", Л., 1878). Известность Шелли возрастала туго (издание "Ченчи" и "Освобожденного Прометея", вышедшее в Лондоне в 1821 г., пошло в ход лишь после смерти поэта). Написанный в год смерти блестящий очерк: "В защиту поэзии", который справедливо характеризует один из биографов поэта, Шарп, говоря, что "каждый интересующийся поэзией должен не только прочесть, но изучить его", – вовсе не нашёл издателя. В конце мая 1822 г. Шелли с женой и супругами Вильямс жили на берегу моря около Специи, в вилле Casa Nova. Шелли, не умевший плавать и не имевший понятия о морском спорте, страстно любил море и вместе с Байроном приобрел шхуну, названную "Ариэль". Когда прибыла шхуна, у Шелли было несколько видений: то маленькая Аллегра выходила из моря, то какая-то фигура позвала его за собой в гостиную и там, сняв покрывало, оказалась его двойником, исчезнувшим со словами: "Siete soddisfatto". Кто-то видел также Шелли в лесу, когда он в это время был дома. 1-го июля Шелли и Вильямс отправились в Ливорно и оттуда в Пизу, где происходило совещание между Байроном и Ли Гентом по поводу затеянной первым газеты. На возвратном пути Шелли вновь шёл на шхуне "Ариэль" с Вильямсом и лишь одним мальчиком в виде матроса, а Трелоне следовал на яхте Байрона, "Боливар". Скоро из-за густого тумана "Ариэль" не был более виден, а после быстро налетевшего непродолжительного, но сильного шквала от "Ариэля" не оставалось уже и следа. Через несколько дней море выкинуло два трупа, оказавшихся Шелли и Вильямсом. Труп Шелли был сожжен на месте, и урна с его прахом отослана в Рим, где она покоится рядом с останками поэта Китса и маленького сына Шелли. В карманах Шелли были найдены томики Софокла и Китса.

Шиллер, Иоганн Кристоф Фридрих (Schiller, Johann Christoph Friedrich) (1759-1805), немецкий поэт, драматург и философ-эстетик. Родился 10 ноября 1759 в Марбахе (Вюртемберг); выходец из низов немецкого бюргерства: мать – из семьи провинциального пекаря-трактирщика, отец – полковой фельдшер. После учебы в начальной школе и занятий с протестантским пастором Шиллер в 1773 по настоянию герцога поступил в только что учрежденную военную академию и начал изучать право, хотя с детства мечтал стать священником; в 1775 академию перевели в Штутгарт, продлили курс обучения, и Шиллер, оставив юриспруденцию, занялся медициной. Закончив курс в 1780, он получил в Штутгарте место полкового врача.

Еще в академии Шиллер отошел от религиозной и сентиментальной экзальтированности своих ранних литературных опытов, обратился к драматургии и в 1781 закончил и опубликовал "Разбойников" (Die Rauber). В начале следующего года "Разбойники" были поставлены в Мангейме; Шиллер присутствовал на премьере, не испросив у суверена разрешения покинуть пределы герцогства. Прослышав о втором визите в Мангеймский театр, герцог посадил Шиллера на гауптвахту, а позже приказал ему заниматься одной только медициной. 22 сентября 1782 Шиллер бежал из Вюртембергского герцогства. Следующим летом, очевидно, уже не опасаясь мести герцога, интендант Мангеймского театра Дальберг назначает Шиллера "театральным поэтом", заключив с ним контракт о написании пьес для постановки на мангеймской сцене. Две драмы, над которыми Шиллер работал еще до бегства из Штутгарта, – "Заговор Фиеско в Генуе" (Die Verschworung des Fiesco zu Genua) и "Коварство и любовь" (Kabale und Liebe), – были поставлены в Мангеймском театре, причем последняя имела большой успех. Дальберг не возобновил контракт, и Шиллер оказался в Мангейме в весьма стесненных финансовых обстоятельствах, к тому же терзаясь муками неразделенной любви. Он охотно принял приглашение одного из восторженных своих почитателей, приват-доцента Г. Кёрнера, и более двух лет (апрель 1785 – июль 1787) гостил у него в Лейпциге и Дрездене.

Второе издание "Разбойников" (1782) имело на титульном листе изображение рычащего льва с девизом "In tyrannos!" (лат. "Против тиранов!"). В основе сюжета пьесы – вражда двух братьев, Карла и Франца Мооров; Карл порывист, отважен и, в сущности, великодушен; Франц же коварный негодяй, стремящийся отнять у старшего брата не только титул и поместья, но и любовь кузины Амалии. При всей алогичности мрачного сюжета, неправильностях грубоватого языка и юношеской незрелости трагедия захватывает читателя и зрителя своей энергией и социальным пафосом. Прежде всего, "Разбойники" и побудили французов в 1792 сделать Шиллера почетным гражданином новой Французской республики.

"Фиеско" (1783) значителен в первую очередь тем, что предваряет позднейшие триумфы Шиллера в исторической драме, но, сочиняя пьесу на материале биографии генуэзского заговорщика 16 в., ухватить драматическую суть исторических событий, четко обозначить нравственную проблематику молодой поэт еще не умел. В "Коварстве и любви" (1784) Шиллер обращается к хорошо знакомой ему реальности мелких немецких княжеств. В "Дон Карлосе" (Don Carlos, 1787) уяснилась и уточнилась концепция личной и гражданской свободы. Дон Карлосом завершился первый период драматического творчества Шиллера. В июле 1787 Шиллер покинул Дрезден и до 1789 жил в Веймаре и его окрестностях. В 1789 он получил профессуру всемирной истории в Йенском университете, а благодаря женитьбе (1790) на Шарлотте фон Ленгефельд обрел семейное счастье. Скудного жалованья поэта было недостаточно даже для удовлетворения скромных нужд; помощь пришла от наследного принца Фр.Кр.фон Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Августенбурга и графа Э.фон Шиммельмана, которые в течение трех лет (1791-1794) выплачивали ему стипендию, затем Шиллера поддержал издатель И.Фр.Котта, пригласивший его в 1794 издавать ежемесячный журнал "Оры". Журнал "Талия" – более раннее предприятие по изданию литературного журнала – выходила в 1785-1791 весьма нерегулярно и под различными названиями; в 1796 Шиллер основал еще одно периодическое издание – ежегодник "Альманах муз", где были опубликованы многие его произведения. В поисках материалов Шиллер обратился к И.В.Гёте. Познакомились они вскоре после возвращения Гёте из Италии (1788), но тогда дело не пошло дальше поверхностного знакомства; теперь поэты стали близкими друзьями. В 1799 герцог удвоил Шиллеру содержание, которое по сути стало пенсией, т. к. преподавательской деятельностью поэт уже не занимался и переехал из Йены в Веймар. В 1802 император Священной римской империи германской нации Франциск II пожаловал Шиллеру дворянство. Шиллер никогда не отличался крепким здоровьем, часто болел, у него развился туберкулез. Умер Шиллер в Веймаре 9 мая 1805.

Общение с Кёрнером пробудило у Шиллера интерес к философии, особенно к эстетике; в результате появились "Философские письма" (Philosophische Briefe, 1786) и целый ряд эссе (1792-1796) – "О трагическом в искусстве"(Uber die tragische Kunst), "О грации и достоинстве" (Uber Anmut und Wurde), "О возвышенном" (Uber das Erhabene) и "О наивной и сентиментальной поэзии" (Uber naive und sentimentalische Dichtung). Философские взгляды Шиллера находились под сильным влиянием И.Канта. В отличие от философской поэзии, чисто лирические стихи – короткие, песенного характера, выражающие личные переживания – для Шиллера менее типичны, хотя и здесь есть замечательные исключения. Так называемый "балладный год" (1797) ознаменован у Шиллера и Гёте превосходными балладами, в т.ч. у Шиллера – "Кубок" (Der Taucher), "Перчатка" (Der Handschuh), "Поликратов перстень" (Der Ring des Polykrates) и "Ивиковы журавли" (Die Kraniche des Ibykus), пришедшие к российскому читателю в великолепных переводах В.А.Жуковского. "Ксении" (Xenien), короткие сатирические стихи, стали плодом совместного творчества Гёте и Шиллера.

Изучая материалы для "Дон Карлоса", Шиллер подготовил свое первое историческое исследование – "Историю отпадения Нидерландов от испанского владычества" (Geschichte des Abfalls der vereinigten Niederlande von der spanischen Regierung, 1788); в Йене же он написал "Историю Тридцатилетней войны" (Die Geschichte des Drei?igjahrigen Krieges, 1791-1793).

Второй период драматического творчества Шиллера начался в 1796 "Валленштейном" (Wallenstein) и закончился фрагментом из русской истории "Димитрий" (Demetrius), работу над которым прервала смерть. Занимаясь "Историей Тридцатилетней войны", Шиллер увидел в генералиссимусе имперских войск Валленштейне благодарную в драматургическом отношении фигуру. Драма сложилась в 1799 и приняла форму трилогии: исполняющий роль пролога "Лагерь Валленштейна" (Wallensteins Lager) и две пятиактные драмы – "Пикколомини" (Die Piccolomini) и "Смерть Валленштейна" (Wallensteins Tod).

Следующая пьеса, "Мария Стюарт" (Marie Stuart, 1800), иллюстрирует эстетический тезис Шиллера о том, что в угоду драматургии вполне допустимо изменять и перекраивать исторические события. Шиллер не стал выдвигать на передний план в "Марии Стюарт" политические и религиозные проблемы и обусловил развязку драмы развитием конфликта между королевами-соперницами. Оставляя в стороне вопрос об исторической достоверности, следует признать, что "Мария Стюарт" – пьеса чрезвычайно сценичная, и заглавная роль неизменно была любима всеми великими европейскими актрисами.

В основе "Орлеанской девы" (Die Jungfrau von Orleans, 1801) – история Жанны д'Арк. Шиллер дал волю фантазии, используя материал средневековой легенды, и признал свою причастность к новому романтическому движению, назвав пьесу "романтической трагедией". Поэт был начитан в греческой драматургии, переводил из Еврипида и изучал Аристотелеву теорию драмы, и в "Мессинской невесте" (Die Braut von Messina, 1803) он в порядке эксперимента попытался ввести в средневековую драму хор античной трагедии и греческую концепцию рока. "Вильгельм Телль" (Wilhelm Tell, 1804), последняя из его завершенных пьес, представляет собой масштабную картину борьбы четырех швейцарских лесных кантонов против тирании императорской Австрии.

Начиная с "Дон Карлоса" Шиллер писал свои драмы белым стихом, порой перемежая его стихом метрическим. Язык его произведений возвышен, мелодичен и выразителен, хотя подчас чересчур риторичен и выспрен, однако на сцене он производит чрезвычайно выигрышное впечатление. Шиллер обогатил литературу своей страны выдающимися драматическими произведениями. Кроме собственных пьес, он создал сценические версии шекспировского "Макбета" и "Турандот" К.Гоцци, а также перевел расиновскую "Федру". В России Шиллер был известен с конца 18 в.

Шопенгауэр Артур (Schopenhauer, Arthur) (1788-1860), немецкий мыслитель, представитель философии пессимизма. Родился 22 февраля 1788 в Данциге (Пруссия, ныне Гданьск, Польша). Получил среднее образование в частной школе в Гамбурге, впоследствии учился в гимназии в Готе, брал уроки по древним языкам в Веймаре. Благодаря отцу был знаком с жизнью многих европейских стран, знал несколько языков. Родители предназначали его к карьере коммерсанта, однако Шопенгауэр всегда стремился к интеллектуальным занятиям. По достижении совершеннолетия он получил наследство, позволившее ему продолжить обучение в Гёттингене (вначале он изучал медицину, однако затем занялся философией) и Берлине (где слушал Фихте и Шлейермахера) и получить степень доктора в Йенском университете (1813). Зиму 1813 Шопенгауэр жил в Веймаре, где недолгое время был связан с Гёте и встречался с посетителями салона, устроенного его матерью, – Виландом, Шлегелем, братьями Гримм и другими знаменитыми людьми, в том числе с ориенталистом Ф.Майером, который ввел его в курс индийской философско-религиозной мысли. Последующие годы он провел, сочиняя философские произведения и переезжая с места на место. В 1820-1831 эпизодически и без особого успеха преподавал в Берлинском университете в должности приват-доцента, пытался заниматься переводами. Впрочем, его предложения перевести Юма на немецкий язык, а Канта на английский не нашли отклика у издателей. В 1833 обосновался во Франкфурте-на-Майне, где жил в уединении до самой смерти 21 сентября 1860. В последние десять лет жизни Шопенгауэр наконец получил признание, на которое тщетно уповал все предшествующие годы.

Докторская диссертация "Четвероякий корень принципа достаточного основания" (Uber die vierfache Wurzel des Satzes vom zureichenden Grunde, 1813, второе издание 1847) заложила предпосылки главной его работы – "Мир как воля и представление" (Die Welt als Wille und Vorstellung, 1819, второе издание 1844, третье – 1859), первая и третья книги которой посвящены миру как идее, а вторая и четвертая – миру как воле. Критически оценивая некоторые идеи Канта, Шопенгауэр воспринял многие взгляды великого мыслителя, в частности кантовскую теорию пространства и времени как априорных субъективных форм чувственности и причинности как категории рассудка. Согласно Шопенгауэру, истина в том, что мир – это воля, а именно воля к жизни и ее продолжению. Кант утверждал, что последняя реальность (noumenon, вещь в себе) непознаваема; Шопенгауэр настаивал, что наше знание о ней является непосредственным: она есть не что иное, как наша собственная неутолимая и мучительная воля, или желание. Эта воля, существование которой мы осознаем непосредственно внутри себя, также одушевляет всю природу. Мы не только чувствуем волю в себе самих, но и воспринимаем ее в объективации, т. е. как развернутую во времени и пространстве. В неорганическом мире воля проявляется в конфликте природных стихий. Она восходит от растений и животных к человеку по все более высоким ступеням объективации и определяется множеством все более специфичных законов. Каждый организм приближается к идеям (в платоновском смысле), отражением которых он является, и чем он ближе к идеальному образцу, тем прекраснее.

Царство платоновских идей представляет собой высшую объективацию воли. В отличие от феноменального мира, здесь нет времени, пространства, изменения. Вечные и бесстрастные идеи, составляющие сущность изменчивых явлений и познаваемые только в созерцании, становятся темой всего изобразительного искусства. Следующей ступенью является поэзия. Музыка же не является отражением идей, скорее она – отражение самой воли. Эстетический опыт представляет собой незаинтересованное созерцание, оставляющее в стороне все "почему", "по какой причине", "для чего". Таким образом, искусство дает возможность временной передышки от непрестанной борьбы и разочарований, присущих этому миру.

Буддисты, которыми Шопенгауэр восхищался, принимали мировое зло за нечто само собой разумеющееся. Шопенгауэр искал для своего пессимизма логическое оправдание. Человеческие желания, настаивал он, бесконечны, и удовлетворить их невозможно. На место удовлетворенного желания заступают десять других, и даже если бы все желания были удовлетворены, результатом была бы лишь скука. При этом Шопенгауэр замечает, что цели часто достигают после долгих лет борьбы, а удовлетворение длится краткий миг. Боль, говорил философ, позитивна, удовольствие негативно, это всего лишь временное облегчение. Иначе говоря, наш мир – наихудший из всех возможных миров, и если бы он был еще хуже, никто не захотел бы в нем жить.

От борьбы и боли можно спастись тремя способами. Первый – созерцание произведений творческого гения, в которых отражаются вечные идеи. Этот путь приносит временное облегчение. Второй – моральная жизнь, уменьшающая страдание, поскольку главной добродетелью является сострадание, т. е. отождествление собственной страдающей воли с той, что присуща другим людям и животным. Полнота спасения достигается, однако, лишь через отрицание воли, отказ от самости и желаний – через бесстрастную аскетическую жизнь.

Философия Шопенгауэра оказала значительное влияние на развитие немецкой и мировой философии. Последователями мыслителя были Р.Вагнер, Э.Гартман, Ф.Ницше, П.Дёйсен и др.

Освальд Шпенглер (нем. Oswald Spengler, 29 мая 1880, Бланкенбург – 8 мая 1936, Мюнхен) – немецкий философ-идеалист, представитель философии жизни. Стал известным после сенсационного успеха главного труда "Закат Европы" ("Der Untergang des Abendlandes", Bd 1-2, 1918-22, рус. пер., т. 1, 1923). Изучал философию, историю, математику и искусство в Мюнхенском и Берлинском университетах, докторскую степень получил в 1904. Работал учителем в Гамбурге. Академическую карьеру начал в Мюнхенском университете в качестве преподавателя математики.

В 1918 вышел в свет первый том его известного труда "Закат западного мира" (Der Untergang des Abendlandes, 2 тт., 1918-1922, исправленный вариант первого тома вышел в 1923). В этой самой значительной из своих работ Шпенглер предсказывал гибель западноевропейской и американской цивилизаций, которая последует за жестокой "эпохой цезаризма".

В 20-е гг. выступал как публицист консервативно-националистического направления, но в 1933 отклонил предложение нацистов о сотрудничестве. Гитлеровский режим подверг Шпенглера бойкоту, что не помешало идеологам нацизма широко использовать положения Шпенглера, превращая их в орудие своей демагогии. После прихода к власти нацистов в 1933 и изъятия одной из его книг вел уединенную жизнь.

Умер Шпенглер в Мюнхене 8 мая 1936.

Предметом исследований Шпенглера была "морфология всемирной истории", то есть своеобразие мировых культур (или "духовных эпох"), рассматриваемых, как неповторимые органические формы, понимаемые с помощью аналогий. Решительно отвергая общепринятую условную периодизацию истории на "Древний мир – Средние века – Новое Время", Шпенглер предлагает другой взгляд на мировую историю – как на ряд независимых друг от друга культур, проживающих, подобно живым организмам, периоды зарождения, становления и умирания.

История, на его взгляд, есть калейдоскоп из восьми "органических" культурно-исторических типов, или культур: египетской, индийской, вавилонской, китайской, аполлоновской (греко-римской), магической (византийско-арабской), фаустовской (западноевропейской) и культуры майя. Девятая – культура будущего, русско-сибирская. Приводя разнообразные исторические данные, Шпенглер пытался доказать два тезиса в отношении этих культур. Согласно первому тезису, все культуры, которые он рассматривал как "организмы", следуют одной и той же схеме развития и гибели, которая разворачивается в продолжение одного и того же исторического цикла. Все они проходят через стадии пред-культуры, культуры и цивилизации и отмечены кризисами одного и того же типа и аналогичными событиями и фигурами. Так, Александр играет ту же роль в античной культуре, что и Наполеон в западной, аналогично соотносятся Пифагор и Лютер, Аристотель и Кант, стоики и социалисты. Согласно второму тезису, каждая культура обладает своей уникальной "душой", или формой опыта и творчества, которая выражена в искусстве, мышлении и деятельности. Западная "фаустовская" душа характеризуется стремлением к бесконечности, которое одинаково выражено в готическом соборе, исчислении бесконечно малых, музыке Баха, империалистической дипломатии силы, радио и банковском кредите.

Умирание всякой культуры, будь то египетской или "фаустовской" (то есть современной западной), характеризуется переходом от культуры к цивилизации. Отсюда ключевое в его концепции противопоставление на "становящееся" (культура) и "ставшее" (цивилизация).

Цивилизация как противоположность культуры есть, с одной стороны, эквивалент шпенглеровских понятий мёртвой "протяжённости", бездушного "интеллекта", а с другой – стоит в контексте восходящих к Ницше концепций "массового общества". Переход от культуры к цивилизации есть переход от творчества к бесплодию, от становления к окостенению, от героических "деяний" к механической "работе".

Так, культура Древней Греции находит свое завершение в цивилизации Древнего Рима. Западно-европейская культура, как неповторимый и ограниченный во времени феномен, зарождается в 9 веке, переживает свой расцвет в 15-18 вв. и с 19 в., с наступлением периода цивилизации, начинает "закатываться"; конец западной цивилизации (с 2000 г.), по Шпенглеру, проделавшему колоссальную работу по сбору фактического материала о различных мировых культурах, сопоставим (или "одновременен")с 1-2 вв. в Древнем Риме или 11-13 вв. в Китае. В последней своей книге "Годы решений" (1933), опираясь на созданный им для изучения мировой истории сопоставительный метод, Шпенглер дает развернутую картину социального устройства современного европейского общества, показывает историческую перспективу существующих режимов, что позволяет ему высказать ряд предостережений, например, о бессмысленности войны с Россией или проблем глобализации.

Среди других значительных работ Шпенглера – "Человек и техника" (Der Mensch und die Technik, 1931), "Годы решений" (Jahre der Entscheidungen, 1933), в которых он писал о сложном политическом и духовном положении Германии после Первой мировой войны.

Макс Штирнер (нем. Max Stirner), настоящее имя Иоганн Каспар Шмидт (нем. Johann Caspar Schmidt; 25 октября 1806, Байройт, Германия – 26 июня 1856, Берлин) – немецкий философ.

Отец – Генрих Шмидт, мастер духовых инструментов. Мать – София Элеонора Рейнлейн, из семьи аптекаря.

Главный труд – "Единственный и его собственность". Считается, что это произведение почти на полвека опередило возникновение идей индивидуализма и анархизма.

Болезнь и нужда заставили его пробыть в университете, с перерывами, 8 лет. В Берлине он слушал Гегеля, который оставил на нём неизгладимый след. Был преподавателем в разных берлинских учебных заведениях. Лично и по убеждениям близкий сперва к левым гегельянцам (Бруно Бауэр, А. Руге, К. Маркс, Фейербах), с которыми он принадлежал к кружку Гиппеля (так называемому по имени ресторана, где он собирался), Штирнер, однако, пошёл в своем развитии по совершенно своеобразной дороге. В погребке у Гиппеля Штирнер появился в 1841 году. Там он за характерный высокий лоб и получил кличку Stirn (лоб – нем.), впоследствии трансформировавшуюся в псевдоним. В тамошней полемике не участвовал, лишь изредка отпуская меткие замечания. В личном плане держался со всеми сдержанно, но более, чем с другими общался с Бруно Бауэром, Людвигом Булем и Эдуардом Мейеном. Первые его статьи в редактируемой Марксом "Rheinische Zeitung" и в "Leipziger Allgemeine Zeitung" не имели большого значения. Женитьба в 1843 году на весьма эмансипированной особе Марии Денгардт доставила ему небольшие средства и дала возможность оставить преподавание и посвятить себя исключительно философскому труду. В ноябре 1844 г. появилась его книга "Der Einzige und sein Eigentum" (Лейпциг, издательство Отто Виганда), сразу обратившая на себя внимание и вызвавшая оживлённую полемику. Молодой философ Куно Фишер дал ей резкую оценку в брошюре "Die modernen Sophisten"; резко отнёсся к ней и Фейербах (он опубликовал ответ на критику Штирнером его "Сущности Христианства); из социалистического лагеря она подверглась отрицательной оценке со стороны Гесса; сочувственный отзыв она встретила в статье Тальяндье в "Revue des deux Mondes": "De la crise actuelle de la Philosophie Hegelienne. Les partis extremes en Allemagne", Энгельс написал Марксу письмо, где настаивал на пересмотре своего и марксова отношения к философско-антропологической концепции Фейербаха (правда, чуть позже они тотально раскритиковали концепцию Штирнера в "Немецкой идеологии"). Несмотря на произведенный фурор и популярность в среде молодых интеллектуалов книга была совершенно забыта, а вместе с ней и её автор. Но до этого момента он успевает провести два года в активной творческой деятельности (ответы на критику, попытка перевода книги Жана-Батиста Сея "Руководство к практической экономии), которую ему приходится завершить в связи с нехваткой финансов. Вместе с женой они пытаются начать дело, но терпят неудачу и впадают в нищету.

В революции 1848 не принял ни малейшего участия и вообще как-то сошёл со сцены; в литературе после 1847 долго не появлялся. В 1847 он развёлся с женой и с тех пор испытывал тяжёлую нужду, пробиваясь то попытками основать молочную торговлю, то комиссионерством и т. п.; несколько раз сидел в тюрьме за долги. В 1852 г. вышел его труд "Geschichte der Reaction" (Берлин), первый том которого, "Die Vorl aufer der Reaction", посвящён реакции после великой революции, второй том, "Die moderne Reaction", – реакции в 1848 г. Труд этот был в значительной степени компилятивным, представлял мало оригинального и прошёл совершенно бесследно. Этими двумя книгами, да ещё немногими мелкими статьями, в том числе несколькими ответами на критики его первого труда, ограничивается самостоятельная литературная деятельность Ш. Мелкие статьи его собрал и издал J. H. Mackay ("M. S'.s Kleinere Schriften aus den Jahren 1842-47", Берлин, 1898). Смерть Штирнера осталась практически незамеченной. Лишь благодаря бывшим друзьям его не похоронили за государственный счет. На похоронах присутствовали Бауер и Буль, забравший рукописи Штирнера. После его смерти они исчезли.

Только в 1866 г. И. Э. Эрдман посвятил Штирнеру страницу в своей "Gesch. der Philosophie", и тогда же остановился на нём А. Ф. Ланге в "Истории материализма". Через два года о нём обстоятельно заговорил Гартман в "Философии бессознательного" и теперь его не обходит ни одна история философии XIX века. В особенности значение Штирнера выросло после того, как философия Ницше приобрела широкое распространение; в Штирнере нашли одного из предшественников Ницше, во многом с ним сходного, хотя вряд ли Штирнер имел прямое влияние на Ницше; возможно даже, что Ницше вовсе его не читал. 2-е изд. главной книги Штирнера появилось в 1882 г.; в 1891 г. она перепечатана в Reclam's "Universalbibliothek". Сам Штирнер называет свою систему философией чистого эгоизма, причем слово "эгоизм" нужно понимать не в этическом только смысле, а в смысле общефилософском). "Эгоист, – по определению Штирнер, – тот, кто ищет ценность вещей в своем "я", не находя самостоятельной или абсолютной ценности". Таким образом философия Штирнера есть философия чистого субъективизма или индивидуализма и Штирнер – последовательный солипсист. Он расширяет положение Фихте, что "я есть всё" (Ich ist alles) в положение "я есмь всё" (Ich bin alles).

Абсолютное "я" Фихте превращается у него в индивидуальное и отождествляется с эмпирической личностью, которая таким образом получает значение единственной и абсолютной реальности. Исходя из личности, как центра мироздания, Штирнет совершенно логично доходит до отрицания понятия о долге, об обязанности и т. д.; моё дело, говорит он, не должно быть ни добрым, ни злым делом, ни божьим, ни человеческим, ибо добро, зло, Бог, человечество – все это мои субъективные понятия; "кроме меня, для меня нет ничего". Я люблю, я ненавижу не потому, что любовь и ненависть – мой долг, а потому, что они черты моей натуры; любя, я только проявляю самого себя. "Так как мне тягостно видеть складку грусти на любимом лице, то я ради самого себя стараюсь изгладить её поцелуем. Любовь не есть долг, но есть моё достояние (mein Eigenthum). Я люблю людей, но люблю их с полным сознанием моего эгоизма, люблю потому, что любовь доставляет мне счастье… Только в качестве одного из моих чувств я культивирую любовь, но я отвергаю её, когда она представляется мне в качестве верховной силы, которой я обязан подчиняться, в качестве нравственного долга". Развивая эту идею в применении к обществу и государству, Штирнер естественно приходит к отрицанию этих последних как явлений, имеющих самостоятельную ценность, и видит в них исключительно орудие интересов отдельных человеческих личностей. Право человека преследовать свои интересы безгранично. Таким образом, полное отрицание какой бы то ни было нравственности и совершенная анархия – вот главные черты учения Штирнера. Но анархизм бывает двух родов: анархизм, вытекающий из стремления человеческой личности к возможно большей свободе, и анархизм, вытекающий из вражды к тому общественному строю, который создает неравенство и давит человека. Анархизм Штирнера в значительной степени сближается с анархизмом первого вида; это анархизм сильной и властной личности, а не личности униженной и угнетённой.

Лучшую и до сих пор единственную биографию Штирнера по ничтожным отрывкам из метрических, полицейских и т. п. книг, из весьма немногих уцелевших писем Ш., из столь же отрывочных воспоминаний немногих оставшихся в живых его знакомых, и по сочинениям самого Штирнера написал горячий поклонник Штирнера, анархист John Henry Mackay: "M. St. Sein Leben und sein Werk" (Берлин, 1898). См. еще Ed. Hartmann, "Ethische Studien" (Лейпциг, 1898); M. Kronenberg, "Moderne Philosophen" (Мюнхен, 1899); J. С. Kreibig, "Geschichte des ethischen Skepticismus" (Вена, 1896), Schellwein, "Max St. und Fr. Nietzsche" (Лейпциг, 1892); В. Саводник, "Ницшеанец 1840-х годов. М. Шт. и его философия эгоизма" (М., 1902).

Его книга "Der Einzige und sein Eigentum" вышла на русском языке, под заглавием "Единственный и его собственность" (в приложении; Дж. Г. Макай, "М. Ш., его жизнь и творчество", Библ. "Светоч", изд. С. Венгерова, СПб., 1907). См. А. Г., "Жизнь Штирнера" в "Русском Бог." 1907 г., VII.

Василий Шуйский (при вступлении на престол Василий IV Иоаннович) (1552 – 12 сентября 1612) русский царь c 1606 по 1610. Сын князя Ивана Андреевича Шуйского.

Боярин и глава Московской судной палаты с 1584. Рында (оруженосец) с большим сайдаком (сайдак – набор вооружения конного лучника) в походах 1574, 1576, 1577 и 1579. Воевода Большого полка в походе к Серпухову летом 1581. Воевода Большого полка в походе к Новгороду июля 1582 при брате Андрее. Воевода полка правой руки в походе к Серпухову в апреле 1583. Воевода смоленский в 1585-87. По неизвестным причинам был в непродолжительной ссылке в 1586.

Во время преследования Шуйских Годуновым с 1587 находился в ссылке в Галиче. В 1591 Годунов, уже не видя опасности в Шуйских, возвращает их в Москву. С тех пор Шуйские в целом вели себя лояльно.

В 1591 вёл следствие по делу царевича Дмитрия. Будучи под строгим надзором Годунова, Шуйский признал причиной смерти царевича самоубийство, несчастный случай. С этого же года вновь введён в Боярскую думу. После этого был воеводой новгородским. Первый воевода полка правой руки в армии Мстиславского в Крымском походе к Серпухову 1598

С января 1605 назначен воеводой полка правой руки в походе против Лжедмитрия и в битве под Добрыничами одержал победу. Однако, не сильно желая победы Годунова, бездействием дал усилиться самозванцу.

После падения Годунова пытался осуществить переворот, однако был арестован и сослан вместе с братьями. Но Лжедмитрий нуждался в боярской поддержке, и в конце 1605 г. Шуйские вернулись в Москву.

В ходе народного восстания 17 мая 1606 года Лжедмитрий I был убит, а 19 мая группа приверженцев Василия Ивановича "выкрикнула" Шуйского царём.

Василий Иванович дал крестоцеловальную запись, ограничивавшую его власть. В начале июня правительство Шуйского объявило Бориса Годунова убийцей царевича Дмитрия.

Правление

Приход Шуйского к власти усилил борьбу среди боярства и между южным и столичным дворянством, что привело к восстанию под руководством И. Болотникова. В борьбе с ним Шуйский выдвинул программу консолидации всех слоев класса феодалов, учитывая их интересы в политике по крестьянскому (Уложение 9 марта 1607), холопскому (указы 1607-1608), земельному и финансовому вопросам.

Отдельные уступки в законодательстве о холопах были направлены на раскол лагеря восставших. Сплочение класса феодалов к весне 1607 и поддержка крупнейших городов Поволжья и севера позволили Шуйскому в октябре 1607 разгромить восстание. Но уже в августе 1607 начался новый этап польской интервенции в России (Лжедмитрий II). После поражения под Волховом (1 мая 1608), правительство Шуйского было осаждено в Москве. К концу 1608 многие районы страны оказались под властью Лжедмитрия II. В феврале 1609 правительство Шуйского заключило договор со Швецией, по которому за наём шведских войск уступало часть русской территории.

С конца 1608 началось стихийное народное движение против польских интервентов, возглавить которое правительство Шуйского (в лице командующего русско-шведской армией князя М. В. Скопина-Шуйского) сумело только с конца зимы 1609. К марту 1610 Москва и большая часть страны были освобождены. Но ещё в сентябре 1609 началась открытая польская интервенция.

Поражение войск Дмитрия Шуйского под Клушином от армии Сигизмундa III 24 июня 1610 и восстание в Москве привели к падению Шуйского. 17 июля 1610 частью боярства, столичного и провинциального дворянства Василий IV Иоаннович был свергнут с престола и насильственно пострижен в монахи. В сентябре 1610 он был выдан польскому гетману Жолкевскому, который вывез его в октябре под Смоленск, а позднее в Польшу. Умер в заключении в Гостынском замке, в 130 верстах от Варшавы.