Анненский Иннокентий Фёдорович

СРЕДИ МИРОВ

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.

3 апреля 1909, Царское Село

Поэзия серебряного века.
Москва: Художественная литература, 1991.


ПРИЗРАКИ

И бродят тени, и молят тени:
       "Пусти, пусти!"
От этих лунных осеребрений
       Куда ж уйти?

Зеленый призрак куста сирени
       Прильнул к окну...
Уйдите, тени, оставьте, тени,
       Со мной одну...

Она недвижна, она немая,
       С следами слез,
С двумя кистями сиреней мая
       В извивах кос...

Но и неслышным я верен теням,
       И, как в бреду,
На гравий сада я по ступеням
       За ней сойду...

О бледный призрак, скажи скорее
       Мои вины,
Покуда стекла на галерее
       Еще черны.

Цветы завянут, цветы обманны,
       Но я... я - твой!
В тумане холод, в тумане раны
       Перед зарей...

Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е.
Поэтическая антология по истории русского стиха.
Составитель В.Е.Холшевников.
Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1967.


В ВАГОНЕ

Довольно дел, довольно слов,
Побудем молча, без улыбок,
Снежит из низких облаков,
А горний свет уныл и зыбок.

В непостижимой им борьбе
Мятутся черные ракиты.
"До завтра,- говорю тебе,-
Сегодня мы с тобою квиты".

Хочу, не грезя, не моля,
Пускай безмерно виноватый,
Глядеть на белые поля
Через стекло с налипшей ватой.

А ты красуйся, ты - гори...
Ты уверяй, что ты простила,
Гори полоской той зари,
Вокруг которой все застыло.

Поэзия серебряного века.
Москва: Художественная литература, 1991.


СМЫЧОК И СТРУНЫ

Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых...
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.

"О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно: ты та ли, та ли?"
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.

"Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно?.."
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил
До утра свеч... И струны пели...
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.

Серебряный век русской поэзии.
Москва: Просвещение, 1993.


ПАРАЛЛЕЛИ

       1

Под грозные речи небес
Рыдают косматые волны,
А в чаще, презрения полный,
Хохочет над бурею бес.

Но утро зажжет небеса,
Волна золотится и плещет,
А в чаще холодной роса
Слезою завистливой блещет.

       2

Золотя заката розы,
Клонит солнце лик усталый,
И глядятся туберозы
В позлащенные кристаллы.

Но не надо сердцу алых,-
Сердце просит роз поблеклых,
Гиацинтов небывалых,
Лилий, плачущих на стеклах.

1901

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТОСКА

По бледно-розовым овалам,
Туманом утра облиты,
Свились букетом небывалым
Стального колера цветы.

И мух кочующих соблазны,
Отраву в глянце затая,
Пестрят, назойливы и праздны
Нагие грани бытия.

Но, лихорадкою томимый,
Когда неделями лежишь,
В однообразьи их таимый
Поймешь ты сладостный гашиш,

Поймешь, на глянце центифолий
Считая бережно мазки...
И строя ромбы поневоле
Между этапами Тоски.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СИРЕНЕВАЯ МГЛА

Наша улица снегами залегла,
По снегам бежит сиреневая мгла.

Мимоходом только глянула в окно,
И я понял, что люблю ее давно.

Я молил ее, сиреневую мглу:
"Погости-побудь со мной в моем углу,

Не мою тоску ты давнюю развей,
Поделись со мной, желанная, своей!"

Но лишь издали услышал я в ответ:
"Если любишь, так и сам отыщешь след.

Где над омутом синеет тонкий лед,
Там часочек погощу я, кончив лет,

А у печки-то никто нас не видал...
Только те мои, кто волен да удал".

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТО БЫЛО НА ВАЛЛЕН-КОСКИ

То было на Валлен-Коски.
Шел дождик из дымных туч,
И желтые мокрые доски
Сбегали с печальных круч.

Мы с ночи холодной зевали,
И слезы просились из глаз;
В утеху нам куклу бросали
В то утро в четвертый раз.

Разбухшая кукла ныряла
Послушно в седой водопад,
И долго кружилась сначала
Всё будто рвалася назад.

Но даром лизала пена
Суставы прижатых рук,-
Спасенье ее неизменно
Для новых и новых мук.

Гляди, уж поток бурливый
Желтеет, покорен и вял;
Чухонец-то был справедливый,
За дело полтину взял.

И вот уж кукла на камне,
И дальше идет река...
Комедия эта была мне
В то серое утро тяжка.

Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.

Как листья тогда мы чутки:
Нам камень седой, ожив,
Стал другом, а голос друга,
Как детская скрипка, фальшив.

И в сердце сознанье глубоко,
Что с ним родился только страх,
Что в мире оно одиноко,
Как старая кукла в волнах...

<1909>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЛУННАЯ НОЧЬ В ИСХОДЕ ЗИМЫ

Мы на полустанке,
Мы забыты ночью,
Тихой лунной ночью,
На лесной полянке...
Бред - или воочью
Мы на полустанке
И забыты ночью?
Далеко зашел ты,
Паровик усталый!
Доски бледно-желты,
Серебристо-желты,
И налип на шпалы
Иней мертво-талый.
Уж туда ль зашел ты,
Паровик усталый?
Тишь-то в лунном свете,
Или только греза
Эти тени, эти
Вздохи паровоза
И, осеребренный
Месяцем жемчужным,
Этот длинный, черный
Сторож станционный
С фонарем ненужным
На тени узорной?
Динь-динь-динь - и мимо,
Мимо грезы этой,
Так невозвратимо,
Так непоправимо
До конца не спетой,
И звенящей где-то
Еле ощутимо.

27 марта 1906, почтовый тракт Вологда - Тотьма

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТОСКА ПРИПОМИНАНИЯ

Мне всегда открывается та же
Залитая чернилом страница.
Я уйду от людей, но куда же,
От ночей мне куда схорониться?

Все живые так стали далеки,
Все небытное стало так внятно,
И слились позабытые строки
До зари в мутно-черные пятна.

Весь я там в невозможном ответе,
Где миражные буквы маячут...
...Я люблю, когда в доме есть дети
И когда по ночам они плачут.

100 Стихотворений. 100 Русских Поэтов.
Владимир Марков. Упражнение в отборе.
Centifolia Russica. Antologia.
Санкт-Петербург: Алетейя, 1997.


* * *

       (Музыка отдаленной шарманки)

       Посвящено Е. М. Мухиной

Падает снег,
Мутный и белый и долгий,
Падает снег,
Заметая дороги,
Засыпая могилы,
Падает снег...
Белые влажные звезды!
Я так люблю вас,
Тихие гостьи оврагов!
Холод и нега забвенья
Сердцу так сладки...
О, белые звезды... Зачем же,
Ветер, зачем ты свеваешь,
Жгучий мучительный ветер,
С думы и черной и тяжкой,
Точно могильная насыпь,
Белые блестки мечты?..
В поле зачем их уносишь?
Если б заснуть,
Но не навеки,
Если б заснуть
Так, чтобы после проснуться,
Только под небом лазурным...
Новым, счастливым, любимым...

26 ноября 1900

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТОСКА МИМОЛЕТНОСТИ

Бесследно канул день. Желтея, на балкон
Глядит туманный диск луны, еще бестенной,
И в безнадежности распахнутых окон,
Уже незрячие, тоскливо-белы стены.

Сейчас наступит ночь. Так черны облака...
Мне жаль последнего вечернего мгновенья:
Там все, что прожито,- желанье и тоска,
Там все, что близится,- унылость и забвенье.

Здесь вечер как мечта: и робок и летуч,
Но сердцу, где ни струн, ни слез, ни ароматов,
И где разорвано и слито столько туч...
Он как-то ближе розовых закатов.

Лето 1904, Ялта

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТОСКА ВОЗВРАТА

Уже лазурь златить устала
Цветные вырезки стекла,
Уж буря светлая хорала
Под темным сводом замерла;

Немые тени вереницей
Идут чрез северный портал,
Но ангел Ночи бледнолицый
Еще кафизмы не читал...

В луче прощальном, запыленном
Своим грехом неотмоленным
Томится День пережитой,

Как Серафим у Боттичелли,
Рассыпав локон золотой...
На гриф умолкшей виолончели.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЖЕЛАНИЕ

Когда к ночи усталой рукой
Допашу я свою полосу,
Я хотел бы уйти на покой
В монастырь, но в далеком лесу,

Где бы каждому был я слуга
И творенью господнему друг,
И чтоб сосны шемели вокруг,
А на соснах лежали снега...

А когда надо мной зазвонит
Медный зов в беспросветной ночи,
Уронить на холодный гранит
Талый воск догоревшей свечи.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПЕРВЫЙ ФОРТЕПЬЯННЫЙ СОНЕТ

Есть книга чудная, где с каждою страницей
Галлюцинации таинственно свиты:
Там полон старый сад луной и небылицей,
Там клен бумажные заворожил листы,

Там в очертаниях тревожной пустоты,
Упившись чарами луны зеленолицей,
Менады белою мятутся вереницей,
И десять реет их по клавишам мечты.

Но, изумрудами запястий залитая,
Меня волнует дев мучительная стая:
Кристально чистые так бешено горды.

И я порвать хочу серебряные звенья...
Но нет разлуки нам, ни мира, ни забвенья,
И режут сердце мне их узкие следы...

1904

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПРЕРЫВИСТЫЕ СТРОКИ

Этого быть не может,
Это — подлог,
День так тянулся и дожит,
Иль, не дожив, изнемог?..
       Этого быть не может,
С самых тех пор
В горле какой-то комок...
Вздор...
Этого быть не может...
Это — подлог...
Ну-с, проводил на поезд,
Вернулся, и solo1, да!
Здесь был ее кольчатый пояс,
Брошка лежала — звезда,
Вечно открытая сумочка
Без замка,
И, так бесконечно мягка,
В прошивках красная думочка...
. . . . . . . . . . . . . . . .
Зал...
Я нежное что-то сказал,
Стали прощаться,
Возле часов у стенки...
Губы не смели разжаться,
Склеены...
Оба мы были рассеяны,
Оба такие холодные...
Мы...
Пальцы ее в черной митенке
Тоже холодные...
«Ну, прощай до зимы,
Только не той, и не другой,
И не еще — после другой...
Я ж, дорогой,
Ведь не свободная...»
— «Знаю, что ты — в застенке...»
После она
Плакала тихо у стенки
И стала бумажно-бледна...
Кончить бы злую игру...
Что ж бы еще?
Губы хотели любить горячо,
А на ветру
Лишь улыбались тоскливо...
Что-то в них было застыло,
Даже мертво...
Господи, я и не знал, до чего
Она некрасива...
Ну, слава богу, пускают садиться...
Мокрым платком осушая лицо,
Мне отдала она это кольцо...
Слиплись еще раз холодные лица,
Как в забытьи,—
И
Поезд еще стоял —
Я убежал...
Но этого быть не может,
Это — подлог...
День, или год, и уж дожит,
Иль, не дожив, изнемог...
Этого быть не может...

Июнь 1909, Царское Село

Примечания
1. Solo — один (ит.)— Ред. Обратно

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СТАРАЯ УСАДЬБА

Сердце дома. Сердце радо. А чему?
Тени дома? Тени сада? Не пойму.

Сад старинный, всё осины - тощи, страх!
Дом - руины... Тины, тины что в прудах...

Что утрат-то!... Брат на брата... Что обид!...
Прах и гнилость... Накренилось... А стоит...

Чье жилище? Пепелище?... Угол чей?
Мертвой нищей логовище без печей...

Ну как встанет, ну как глянет из окна:
"Взять не можешь, а тревожишь, старина!

Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!
Любит древних, любит давних ворошить...

Не сфальшивишь, так иди уж: у меня
Не в окошке, так из кошки два огня.

Дам и брашна - волчьих ягод, белены...
Только страшно - месяц за год у луны...

Столько вышек, столько лестниц - двери нет...
Встанет месяц, глянет месяц - где твой след?.."

Тсс... ни слова... даль былого - но сквозь дым
Мутно зрима... Мимо... мимо... И к живым!

Иль истомы сердцу надо моему?
Тени дома? Шума сада?.. Не пойму...

Иннокентий Анненский. Стихотворения.
Поэтическая Россия.
Москва: Советская Россия, 1987.


СТАЛЬНАЯ ЦИКАДА

Я знал, что она вернется
И будет со мной - Тоска.
Звякнет и запахнется
С дверью часовщика...

Сердца стального трепет
Со стрекотаньем крыл
Сцепит и вновь расцепит
Тот, кто ей дверь открыл...

Жадным крылом цикады,
Нетерпеливо бьют:
Счастью ль, что близко, рады,
Муки ль конец зовут?..

Столько сказать им надо,
Так далеко уйти...
Розно, увы! цикада,
Наши лежат пути.

Здесь мы с тобой лишь чудо,
Жить нам с тобой теперь
Только минуту - покуда
Не распахнулась дверь...

Звякнет и запахнется,
И будешь ты так далека...
Молча сейчас вернется
И будет со мной - Тоска.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ВЕРБНАЯ НЕДЕЛЯ

       В. П. Xмара-Барщевскому

В желтый сумрак мертвого апреля,
Попрощавшись с звездною пустыней,
Уплывала Вербная неделя
На последней, на погиблой снежной льдине;

Уплывала в дымаx благовонныx,
В замираньи звонов поxоронныx,
От икон с глубокими глазами
И от Лазарей, забытыx в черной яме.

Стал высоко белый месяц на ущербе,
И за всеx, чья жизнь невозвратима,
Плыли жаркие слезы по вербе
На румяные щеки xерувима.

14 апреля 1907 года, Царское село

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СНЕГ

Полюбил бы я зиму,
Да обуза тяжка...
От нее даже дыму
Не уйти в облака.

Эта резанность линий,
Этот грузный полет,
Этот нищенский синий
И заплаканный лед!

Но люблю ослабелый
От заоблачных нег -
То сверкающе белый,
То сиреневый снег...

И особенно талый,
Когда, выси открыв,
Он ложится усталый
На скользящий обрыв,

Точно стада в тумане
Непорочные сны -
На томительной грани
Всесожженья весны.

<1909>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


КУЛАЧИШКА

Цвести средь немолчного ада
То грузных, то гулких шагов,
И стонущих блоков, и чада,
И стука бильярдных шаров.

Любиться, пока полосою
Кровавой не вспыхнул восток,
Часочек, покуда с косою
Не сладился белый платок.

Скормить Помыканьям и Злобам
И сердце, и силы дотла -
Чтоб дочь за глазетовым гробом,
Горбатая, с зонтиком шла.

Ночь с 21 на 22 мая 1906, Грязовец

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ГАРМОННЫЕ ВЗДОХИ

Фруктовник. Догорающий костер среди туманной ночи
под осень. Усохшая яблоня. Оборванец на деревяшке
перебирает лады старой гармоники. В шалаше на
соломе разложены яблоки.

. . . . . . . . . . . . .

Под яблонькой, под вишнею
Всю ночь горят огни,-
Бывало, выпьешь лишнее,
А только ни-ни-ни.

Под яблонькой кудрявою
Прощались мы с тобой,-
С японскою державою
Предполагался бой.

С тех пор семь лет я плаваю,
На шапке "Громобой",-
А вы остались павою,
И хвост у вас трубой...
. . . . . . . . . . . . .
Как получу, мол, пенцию,
В Артуре стану бой,
Не то, так в резиденцию
Закатимся с тобой...
. . . . . . . . . . .
Зачем скосили с травушкой
Цветочек голубой?
А ты с худою славушкой
Ушедши за гульбой?
. . . . . . . . . . .
Ой, яблонька, ой, грушенька,
Ой, сахарный миндаль,-
Пропала наша душенька,
Да вышла нам медаль!
. . . . . . . . . . .
На яблоне, на вишенке
Нет гусени числа...
Ты стала хуже нищенки
И вскоре померла.
Поела вместе с листвием
Та гусень белый цвет...
. . . . . . . . . . . . .
Хоть нам и всё единственно,
Конца японцу нет.
. . . . . . . . . . . . .
Ой, реченька желты-пески,
Куплись в тебе другой...
А мы уж, значит, к выписке.
С простреленной ногой...
. . . . . . . . . . . . .
Под яблонькой, под вишнею
Сиди да волком вой...
И рад бы выпить лишнее,
Да лих карман с дырой.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПЕТЕРБУРГ

Желтый пар петербургской зимы,
Желтый снег, облипающий плиты...
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.

Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.

Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-желтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.

А что было у нас на земле,
Чем вознесся орел наш двуглавый,
В темных лаврах гигант на скале,-
Завтра станет ребячьей забавой.

Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.

Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни миражей, ни слез, ни улыбки...
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.

Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СТАРЫЕ ЭСТОНКИ

(Из стихов кошмарной совести)

Если ночи тюремны и глухи,
Если сны паутинны и тонки,
Так и знай, что уж близко старухи,
Из-под Ревеля близко эстонки.

Вот вошли,- приседают так строго,
Не уйти мне от долгого плена,
Их одежда темна и убога,
И в котомке у каждой полено.

Знаю, завтра от тягостной жути
Буду сам на себя непохожим...
Сколько раз я просил их: "Забудьте..."
И читал их немое: "Не можем".

Как земля, эти лица не скажут,
Что в сердцах похоронено веры...
Не глядят на меня - только вяжут
Свой чулок бесконечный и серый.

Но учтивы - столпились в сторонке...
Да не бойся: присядь на кровати...
Только тут не ошибка ль, эстонки?
Есть куда же меня виноватей.

Но пришли, так давайте калякать,
Не часы ж, не умеем мы тикать.
Может быть, вы хотели б поплакать?
Так тихонько, неслышно... похныкать?

Иль от ветру глаза ваши пухлы,
Точно почки берез на могилах...
Вы молчите, печальные куклы,
Сыновей ваших... я ж не казнил их...

Я, напротив, я очень жалел их,
Прочитав в сердобольных газетах,
Про себя я молился за смелых,
И священник был в ярких глазетах.

Затрясли головами эстонки.
"Ты жалел их... На что ж твоя жалость,
Если пальцы руки твоей тонки,
И ни разу она не сжималась?

Спите крепко, палач с палачихой!
Улыбайтесь друг другу любовней!
Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,
В целом мире тебя нет виновней!

Добродетель... Твою добродетель
Мы ослепли вязавши, а вяжем...
Погоди - вот накопится петель,
Так словечко придумаем, скажем..."

Сон всегда отпускался мне скупо,
И мои паутины так тонки...
Но как это печально... и глупо...
Неотвязные эти чухонки...

<1906>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СВЕРКАНИЕ

       Если любишь - гори!
       Забываешь - забудь!
Заметает снегами мой путь.
       Буду день до зари
       Меж волнистых полян
       От сверканий сегодня я пьян.

       Сколько есть их по льдам
       Там стеклинок - я дам,
Каждой дам я себя опьянить...
       Лишь не смолкла бы медь,
       Только ей онеметь,
       Только меди нельзя не звонить.

       Потому что порыв
       Там рождает призыв,
Потому что порыв - это ты...
       Потому что один
       Этих мертвых долин
       Я боюсь белоснежной мечты.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


МИНУТА

Узорные ткани так зыбки,
Горячая пыль так бела,-
Не надо ни слов, ни улыбки:
Останься такой, как была;

Останься неясной, тоскливой,
Осеннего утра бледней
Под этой поникшею ивой,
На сетчатом фоне теней...

Минута - и ветер, метнувшись,
В узорах развеет листы,
Минута - и сердце, проснувшись,
Увидит, что это - не ты...

Побудь же без слов, без улыбки,
Побудь точно призрак, пока
Узорные тени так зыбки
И белая пыль так чутка...

Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов.
Москва: Художественная литература, 1988.


ТРИНАДЦАТЬ СТРОК

Я хотел бы любить облака
На заре... Но мне горек их дым:
Так неволя тогда мне тяжка,
Так я помню, что был молодым.

Я любить бы их вечер хотел,
Когда, рдея, там гаснут лучи,
Но от жертвы их розовых тел
Только пепел мне снится в ночи.

Я люблю только ночь и цветы
В хрустале, где дробятся огни,
Потому что утехой мечты
В хрустале умирают они...
Потому что - цветы это ты.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЗИМНИЙ РОМАНС

Застыла тревожная ртуть,
И ветер ночами несносен...
Но, если ты слышал, забудь
Скрипенье надломанных сосен!

На черное глядя стекло,
Один, за свечою угрюмой,
Не думай о том, что прошло;
Совсем, если можешь, не думай!

Зима ведь не сдатся: тверда!
Смириться бы, что ли... Пора же!
Иль лира часов и тогда
Над нами качалась не та же?

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


* * *

Я думал, что сердце из камня,
Что пусто оно и мертво:
Пусть в сердце огонь языками
Походит — ему ничего.

И точно: мне было не больно,
А больно, так разве чуть-чуть.
И все-таки лучше довольно,
Задуй, пока можно задуть...

На сердце темно, как в могиле,
Я знал, что пожар я уйму...
Ну вот... и огонь потушили,
А я умираю в дыму.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ДВЕ ЛЮБВИ

       С.В. ф.-Штейн

Есть любовь, похожая на дым;
Если тесно ей - она одурманит,
Дать ей волю - и ее не станет...
Быть как дым,- но вечно молодым.

Есть любовь, похожая на тень:
Днем у ног лежит - тебе внимает,
Ночью так неслышно обнимает...
Быть как тень, но вместе ночь и день...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ОКТЯБРЬСКИЙ МИФ

Мне тоскливо. Мне невмочь.
Я шаги слепого слышу:
Надо мною он всю ночь
Оступается о крышу.

И мои ль, не знаю, жгут
Сердце слезы, или это
Те, которые бегут
У слепого без ответа,

Что бегут из мутных глаз
По щекам его поблеклым,
И в глухой полночный час
Растекаются по стеклам.

С.Бавин, И.Семибратова. Судьбы поэтов серебряного века.
Русская государственная библиотека.
Москва: Книжная палата 1993.


КОНЕЦ ОСЕННЕЙ СКАЗКИ

Неустанно ночи длинной
Сказка черная лилась,
И багровый над долиной
Загорелся поздно глаз;

Видит: радуг паутина
Почернела, порвалась,
В малахиты только тина
Пышно так разубралась.

Видит: пар белесоватый
И ползет, и вьется ватой,
Да из черного куста

Там и сям сочатся грозди
И краснеют... точно гвозди
После снятого Христа.

* Вариант ст. 13:
"Нагло-красны... точно гвозди."

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ВЕСЕННИЙ РОМАНС

Еще не царствует река,
Но синий лед она уж топит;
Еще не тают облака,
Но снежный кубок солнцем допит.

Через притворенную дверь
Ты сердце шелестом тревожишь...
Еще не любишь ты, но верь:
Не полюбить уже не можешь...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СВЕТ В АЛЛЕЕ

О, не зови меня, не мучь!
Скользя бесцельно, утомленно,
Зачем у ночи вырвал луч,
Засыпав блеском, ветку клена?

Ее пьянит зеленый чад,
И дум ей жаль разоблаченных,
И слезы осени дрожат
В ее листах раззолоченных,-

А свод так сладостно дремуч,
Так миротворно слиты звенья...
И сна, и мрака, и забвенья...
О, не зови меня, не мучь!

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СЕНТЯБРЬ

Раззолочённые, но чахлые сады
С соблазном пурпура на медленных недугах,
И солнца поздний пыл в его коротких дугах,
Невластный вылиться в душистые плоды.

И желтый шелк ковров, и грубые следы,
И понятая ложь последнего свиданья,
И парков черные, бездонные пруды,
Давно готовые для спелого страданья...

Но сердцу чудится лишь красота утрат,
Лишь упоение в завороженной силе;
И тех, которые уж лотоса вкусили,
Волнует вкрадчивый осенний аромат.

* По автографу под загл. "Осень".
И тех, которые уж лотоса
вкусили - по верованиям древних
греков, цветок лотоса заставлял
забыть о прошлом и даровал блаженство.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СВЕЧКУ ВНЕСЛИ

Не мерещится ль вам иногда,
Когда сумерки ходят по дому,
Тут же возле иная среда,
Где живем мы совсем по-другому?

С тенью тень там так мягко слилась,
Там бывает такая минута,
Что лучами незримыми глаз
Мы уходим друг в друга как будто.

И движеньем спугнуть этот миг
Мы боимся, иль словом нарушить,
Точно ухом кто возле приник,
Заставляя далекое слушать.

Но едва запылает свеча,
Чуткий мир уступает без боя,
Лишь из глаз по наклонам луча
Тени в пламя сбегут голубое.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЛИСТЫ

На белом небе всё тусклей
Златится горняя лампада,
И в доцветании аллей
Дрожат зигзаги листопада.

Кружатся нежные листы
И не хотят коснуться праха...
О, неужели это ты,
Всё то же наше чувство страха?

Иль над обманом бытия
Творца веленье не звучало,
И нет конца и нет начала
Тебе, тоскующее я?

* Авторское название - Листопад

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СВЕЧКА ГАСНЕТ

В темном пламени свечи
Зароившись как живые,
Мигом гибнут огневые
Брызги в трепетной ночи,
Но с мольбою голубые
Долго теплятся лучи
В темном пламени свечи.

Эх, заснуть бы спозаранья,
Да страшат набеги сна,
Как безумного желанья
Тихий берег умиранья
Захлестнувшая волна.
Свечка гаснет. Ночь душна...
Эх, заснуть бы спозаранья...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ВПЕЧАТЛЕНИЕ

(Из Артюра Рембо)

Один из голубых и мягких вечеров...
Стебли колючие и нежный шелк тропинки,
И свежесть ранняя на бархате ковров,
И ночи первые на волосах росинки.

Ни мысли в голове, ни слова с губ немых,
Но сердце любит всех, всех в мире без изъятья,
И сладко в сумерках бродить мне голубых,
И ночь меня зовет, как женщина в объятья...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


В ОТКРЫТЫЕ ОКНА

Бывает час в преддверьи сна,
Когда беседа умолкает,
Нас тянет сердца глубина,
А голос собственный пугает,

И в нарастающей тени
Через отворенные окна,
Как жерла, светятся одни,
Свиваясь, рыжие волокна.

Не Скуки ль там Циклоп залег,
От золотого зноя хмелен,
Что, розовея, уголек
В закрытый глаз его нацелен?

* По автографу под загл. "Летним вечером",
с зачеркнутым загл. "Огонек папиросы".

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СТАРАЯ ШАРМАНКА

Небо нас совсем свело с ума:
То огнем, то снегом нас слепило,
И, ощерясь, зверем отступила
За апрель упрямая зима.

Чуть на миг сомлеет в забытьи -
Уж опять на брови шлем надвинут,
И под наст ушедшие ручьи,
Не допев, умолкнут и застынут.

Но забыто прошлое давно,
Шумен сад, а камень бел и гулок,
И глядит раскрытое окно,
Как трава одела закоулок.

Лишь шарманку старую знобит,
И она в закатном мленьи мая
Все никак не смелет злых обид,
Цепкий вал кружа и нажимая.

И никак, цепляясь, не поймет
Этот вал, что ни к чему работа,
Что обида старости растет
На шипах от муки поворота.

Но когда б и понял старый вал,
Что такая им с шарманкой участь,
Разве б петь, кружась, он перестал
Оттого, что петь нельзя, не мучась?..

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ДОЧЬ ИАИРА

Слабы травы, белы плиты,
И звонит победно медь:
"Голубые льды разбиты,
И они должны сгореть!"

Точно кружит солнце, зимний
Долгий плен свой позабыв;
Только мне в пасхальном гимне
Смерти слышится призыв.

Ведь под снегом сердце билось,
Там тянулась жизни нить:
Ту алмазную застылость
Надо было разбудить...

Для чего ж с контуров нежной,
Непорочной красоты
Грубо сорван саван снежный,
Жечь зачем ее цветы?

Для чего так сине пламя,
Раскаленность так бела,
И, гудя, с колоколами
Слили звон колокола?

Тот, грехи подъявший мира,
Осушивший реки слез,
Так ли дочерь Иаира
Поднял некогда Христос?

Не мигнул фитиль горящий,
Не зазыбил ветер ткань...
Подошел Спаситель к спящей
И сказал ей тихо: "Встань".

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


КИЕВСКИЕ ПЕЩЕРЫ

Тают зеленые свечи,
Тускло мерцает кадило,
Что-то по самые плечи
В землю сейчас уходило,

Чьи-то беззвучно уста
Молят дыханья у плит,
Кто-то, нагнувшись, "с креста"
Желтой водой их поит...

"Скоро ль?" - Терпение, скоро...
Звоном наполнились уши,
А чернота коридора
Все безответней и глуше...

Нет, не хочу, не хочу!
Как? Ни людей, ни пути?
Гасит дыханье свечу?
Тише... Ты должен ползти...

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ЗАКАТНЫЙ ЗВОН В ПОЛЕ

В блестках туманится лес,
В тенях меняются лица,
В синюю пустынь небес
Звоны уходят молиться...

Звоны, возьмите меня!
Сердце так слабо и сиро,
Пыль от сверкания дня
Дразнит возможностью мира.

Что он сулит, этот зов?
Или и мы там застынем,
Как жемчуга островов
Стынут по заводям синим?..

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


* * *

В небе ли меркнет звезда,
Пытка ль земная все длится;
Я не молюсь никогда,
Я не умею молиться.

Время погасит звезду,
Пытку ж и так одолеем...
Если я в церковь иду,
Там становлюсь с фарисеем.

С ним упадаю я нем,
С ним и воспряну, ликуя...
Только во мне-то зачем
Мытарь мятется, тоскуя?..

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


АМЕТИСТЫ

Когда, сжигая синеву,
Багряный день растет неистов,
Как часто сумрок я зову,
Холодный сумрак аметистов.

И чтоб не знойные лучи
Сжигали грани аметиста,
А лишь мерцание свечи
Лилось там жидко и огнисто.

И, лиловея и дробясь,
Чтоб уверяло там сиянье,
Что где-то есть не наша с в я з ь,
А лучезарное с л и я н ь е...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЧТО СЧАСТЬЕ?

Что счастье? Чад безумной речи?
Одна минута на пути,
Где с поцелуем жадной встречи
Слилось неслышное прости?

Или оно в дожде осеннем?
В возврате дня? В смыканьи вежд?
В благах, которых мы не ценим
За неприглядность их одежд?

Ты говоришь... Вот счастья бьется
К цветку прильнувшее крыло,
Но миг - и ввысь оно взовьется
Невозвратимо и светло.

А сердцу, может быть, милей
Высокомерие сознанья,
Милее мука, если в ней
Есть тонкий яд воспоминанья.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


АВГУСТ

Еще горят лучи под сводами дорог,
Но там, между ветвей, все глуше и немее:
Так улыбается бледнеющий игрок,
Ударов жребия считать уже не смея.

Уж день за шторами. С туманом по земле
Влекутся медленно унылые призывы...
А с ним всё душный пир, дробится в хрустале
Еще вчерашний блеск, и только астры живы...

Иль это - шествие белеет сквозь листы?
И там огни дрожат под матовой короной,
Дрожат и говорят: "А ты? Когда же ты?"-
На медном языке истомы похоронной...

Игру ли кончили, гробница ль уплыла,
Но проясняются на сердце впечатленья;
О, как я понял вас: и вкрадчивость тепла,
И роскошь цветников, где проступает тленье...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


NOTTURNO

       Другу моему С.К.Буличу

Тёмную выбери ночь и в поле, безлюдном и голом
В сумрак седой окунись... пусть ветер, провеяв, утихнет,
Пусть в небе холодном звёзды, мигая, задремлют...
Сердцу скажи, чтоб ударов оно не считало...
Шаг задержи и прислушайся! Ты не один... Точно крылья
Птицы, намокшие тяжко, плывут средь тумана.
Слушай... это летит хищная, властная птица,
В р е м я ту птицу зовут, и на крыльях у ней твоя сила,
Радости сон мимолётный, надежд золотые лохмотья...

26 февраля 1890

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


Печальная страна

Печален из меди
Наш символ венчальный,
У нас и комедий
Финалы печальны...
Веселых соседей
У нас инфернальны
Косматые шубы...
И только... банальны
Косматых медведей
От трепетных снедей
Кровавые губы.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


БРОНЗОВЫЙ ПОЭТ

На синем куполе белеют облака,
И четко ввысь ушли кудрявые вершины,
Но пыль уж светится, а тени стали длинны,
И к сердцу призраки плывут издалека.

Не знаю, повесть ли была так коротка,
Иль я не дочитал последней половины?..
На бледном куполе погасли облака,
И ночь уже идет сквозь черные вершины...

И стали - и скамья и человек на ней
В недвижном сумраке тяжеле и страшней.
Не шевелись - сейчас гвоздики засверкают,

Воздушные кусты сольются и растают,
И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет,
С подставки на траву росистую спрыгнёт.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


«PACE»*

       Статуя мира

Меж золоченых бань и обелисков славы
Есть дева белая, а вкруг густые травы.

Не тешит тирс ее, она не бьет в тимпан,
И беломраморный ее не любит Пан,

Одни туманы к ней холодные ласкались,
И раны черные от влажных губ остались.

Но дева красотой по-прежнему горда,
И трав вокруг нее не косят никогда.

Но знаю почему — богини изваянье
Над сердцем сладкое имеет обаянье...

Люблю обиду в ней, ее ужасный нос,
И ноги сжатые, и грубый узел кос.

Особенно, когда холодный дождик сеет,
И нагота ее беспомощно белеет...

О, дайте вечность мне,— и вечность я отдам
За равнодушие к обидам и годам.

* Мир (ит.).

<1905?>

Иннокентий Анненский. Стихотворения.
Поэтическая Россия.
Москва: Советская Россия, 1987.


ДВА ПАРУСА ЛОДКИ ОДНОЙ

Нависнет ли пламенный зной
Иль, пенясь, расходятся волны,
Два паруса лодки одной,
Одним и дыханьем мы полны.

Нам буря желанья слила,
Мы свиты безумными снами,
Но молча судьба между нами
Черту навсегда провела.

И в ночи беззвездного юга,
Когда так привольно-темно,
Сгорая, коснуться друг друга
Одним парусам не дано...

1904

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПОЭЗИЯ

Над высью пламенной Синая
Любить туман Ее лучей,
Молиться Ей, Ее не зная,
Тем безнадежно горячей,

Но из лазури фимиама,
От лилий праздного венца,
Бежать... презрев гордыню храма
И славословие жреца,

Чтоб в океане мутных далей,
В безумном чаяньи святынь,
Искать следов Ее сандалий
Между заносами пустынь.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


8

Девиз Таинственной похож
На опрокинутое 8:
Она - отраднейшая ложь
Из всех, что мы в сознаньи носим.

В кругу эмалевых минут
Ее свершаются обеты,
А в сумрак звездами блеснут
Иль ветром полночи пропеты.

Но где светил погасших лик
Остановил для нас теченье,
Там Бесконечность - только миг,
Дробимый молнией мученья.

* В качестве загл. - математический
знак бесконечности. В кругу эмалевых минут
Имеется в виду эмалевый циферблат часов.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


У ГРОБА

В квартире прибрано. Белеют зеркала.
Как конь попоною, одет рояль забытый:
На консультации вчера здесь Смерть была
И дверь после себя оставила открытой.
Давно с календаря не обрывались дни,
Но тикают еще часы его с комода,
А из угла глядит, свидетель агоний,
С рожком для синих губ подушка кислорода.
В недоумении открыл я мертвеца...
Сказать, что это я... весь этот ужас тела...
Иль Тайна бытия уж населить успела
Приют покинутый всем чуждого лица?

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ДВОЙНИК

Не я, и не он, и не ты,
И то же, что я, и не то же:
Так были мы где-то похожи,
Что наши смешались черты.

В сомненьи кипит еще спор,
Но, слиты незримой четою,
Одной мы живем и мечтою,
Мечтою разлуки с тех пор.

Горячешный сон волновал
Обманом вторых очертаний,
Но чем я глядел неустанней,
Тем ярче себя ж узнавал.

Лишь полога ночи немой
Порой отразит колыханье
Мое и другое дыханье,
Бой сердца и мой и не мой...

И в мутном круженьи годин
Всё чаще вопрос меня мучит:
Когда наконец нас разлучат,
Каким же я буду один?

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


КОТОРЫЙ?

Когда на бессонное ложе
Рассыплются бреда цветы,
Какая отвага, о боже,
Какие победы мечты!..

Откинув докучную маску,
Не чувствуя уз бытия,
В какую волшебную сказку
Вольется свободное я!

Там всё, что на сердце годами
Пугливо таил я от всех,
Рассыплется ярко звездами,
Прорвется, как дерзостный смех.

Там в дымных топазах запястий
Так тихо мне Ночь говорит;
Нездешней мучительной страсти
Огнем она черным горит...

Но я... безучастен пред нею
И нем, и недвижим лежу...
. . . . . . . . . . . . . .
На сердце ее я, бледнея,
За розовой раной слежу,

За розовой раной тумана,
И пьяный от призраков взор
Читает там дерзость обмана
И сдавшейся мысли позор.
. . . . . . . . . . . . . .
О царь Недоступного Света,
Отец моего бытия,
Открой же хоть сердцу поэта,
Которое создал ты я.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


НА ПОРОГЕ

(Тринадцать строк)

Дыханье дав моим устам,
Она на факел свой дохнула,
И целый мир на Здесь и Там
В тот миг безумья разомкнула,
Ушла,- и холодом пахнуло
По древожизненным листам.

С тех пор Незримая, года
Мои сжигая без следа,
Желанье жить всё жарче будит,
Но нас никто и никогда
Не примирит и не рассудит,
И верю: вновь за мной когда
Она придет - меня не будет.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ИДЕАЛ

Тупые звуки вспышек газа
Над мертвой яркостью голов,
И скуки черная зараза
От покидаемых столов,

И там, среди зеленолицых,
Тоску привычки затая,
Решать на выцветших страницах
Постылый ребус бытия.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


МАЙ

Так нежно небо зацвело,
А майский день уж тихо тает,
И только тусклое стекло
Пожаром запада блистает.

К нему прильнув из полутьмы,
В минутном млеет позлащеньи
Тот мир, которым были мы...
Иль будем, в вечном превращеньи?

И разлучить не можешь глаз
Ты с пыльно-зыбкой позолотой,
Но в гамму вечера влилась
Она тоскующею нотой

Над миром, что, златим огнем,
Сейчас умрет, не понимая,
Что счастье искрилось не в нем,
А в золотом обмане мая,

Что безвозвратно синева,
Его златившая, поблекла...
Что только зарево едва
Коробит розовые стекла.

* По автографу под загл. "Стекло"
с зачеркнутым загл. "Летний вечер".

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СОНЕТ

Когда весь день свои костры
Июль палит над рожью спелой,
Не свежий лес с своей капеллой,
Нас тешат: демонской игры

За тучей разом потемнелой
Раскатно-гулкие шары;
И то оранжевый, то белый
Лишь миг живущие миры;

И цвета старого червонца
Пары сгоняющее солнце
С небес омыто-голубых.

И для ожившего дыханья
Возможность пить благоуханья
Из чаши ливней золотых.

* По автографу под загл. "Июльский
сонет".

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ИЮЛЬ

       1
       Сонет

Когда весь день свои костры
Июль палит над рожью спелой,
Не свежий лес с своей капеллой,
Нас тешат: демонской игры

За тучей разом потемнелой
Раскатно-гулкие шары;
И то оранжевый, то белый
Лишь миг живущие миры;

И цвета старого червонца
Пары сгоняющее солнце
С небес омыто-голубых.

И для ожившего дыханья
Возможность пить благоуханья
Из чаши ливней золотых.

       2

Палимая огнем недвижного светила,
Проклятый свой урок отлязгала кирьга
И спящих грабаров с землею сколотила
Как ливень черные, осенние стога.

Каких-то диких сил последнее решенье
Луча отвесного неслышный людям зов,
И абрис ног худых меж чадного смешенья
Всклокоченных бород и рваных картузов.

Не страшно ль иногда становится на свете?
Не хочется ль бежать, укрыться поскорей?
Подумай: на руках у матерей
Всё это были розовые дети.

1900

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ХРИЗАНТЕМА

Облака плывут так низко,
Но в тумане всё нежней
Пламя пурпурного диска
Без лучей и без теней.

Тихо траурные кони
Подвигают яркий гнет,
Что-то чуткое в короне
То померкнет, то блеснет...

...Это было поздним летом
Меж ракит и на песке,
Перед бледно-желтым цветом
В увядающем венке,

И казалось мне, что нежной
Хризантема головой
Припадает безнадежно
К яркой крышке гробовой...

И что два ее свитые
Лепестка на сходнях дрог -
Это кольца золотые
Ею сброшенных серег.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


НОЯБРЬ

Сонет

Как тускло пурпурное пламя,
Как мертвы желтые утра!
Как сеть ветвей в оконной раме
Всё та ж сегодня, что вчера...

Одна утеха, что местами
Налет белил и серебра
Мягчит пушистыми чертами
Работу тонкую пера...

В тумане солнце, как в неволе...
Скорей бы сани, сумрак, поле,
Следить круженье облаков,-

Да, упиваясь медным свистом,
В безбрежной зыбкости снегов
Скользить по линиям волнистым.

* По автографу под загл. "Зимний
сонет". Вариация в ст. 9-10: "Как
тяжела зимы неволя. Скорей бы
сумерки да в поле."

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ВЕТЕР

Люблю его, когда, сердит,
Он поле ржи задернет флёром
Иль нежным лётом бороздит
Волну по розовым озерам;

Когда грозит он кораблю
И паруса свивает в жгутья;
И шум зеленый я люблю,
И облаков люблю лоскутья...

Но мне милей в глуши садов
Тот ветер теплый и игривый,
Что хлещет жгучею крапивой
По шапкам розовым дедов.

* Дед, деды - репейник, чертополох.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


НЕНУЖНЫЕ СТРОФЫ

Сонет

Нет, не жемчужины, рожденные страданьем,
Из жерла черного метала глубина:
Тем до рожденья их отверженным созданьям
Мне одному, увы! известна лишь цена...

Как чахлая листва, пестрима увяданьем
И безнадежностью небес позлащена,
Они полны еще неясным ожиданьем,
Но погребальная свеча уж зажжена.

Без лиц и без речей разыгранная драма:
Огонь под розами мучительно храним,
И светозарный бог из черной ниши храма...

Он улыбается, он руки тянет к ним.
И дети бледные Сомненья и Тревоги
Идут к нему приять пурпуровые тоги.

* По автографу под загл. "Экран",
с зачеркнутым загл. "У камина".
Пурпуровые тоги - торжественное
одеяние консулов в Древнем Риме, здесь
- атрибут славы.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


В ДОРОГЕ

Перестал холодный дождь,
Сизый пар по небу вьется,
Но на пятна нив и рощ
Точно блеск молочный льется.

В этом чаяньи утра
И предчувствии мороза
Как у черного костра
Мертвы линии обоза!

Жеребячий дробный бег,
Пробы первых свистов птичьих
И кошмары снов мужичьих
Под рогожами телег.

Тошно сердцу моему
От одних намеков шума:
Всё бы молча в полутьму
Уводила думу дума.

Не сошла и тень с земли,
Уж в дыму овины тонут,
И с бадьями журавли,
Выпрямляясь, тихо стонут.

Дед идет с сумой и бос,
Нищета заводит повесть:
О, мучительный вопрос!
Наша совесть... Наша совесть..

* По автографу под загл. "На рассвете",
с зачеркнутым загл. "Когда закроешь
глаза". Вар. ст. 1: "Рассветает. Будет
дождь."

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПЕРЕД ЗАКАТОМ

Гаснет небо голубое,
На губах застыло слово;
Каждым нервом жду отбоя
Тихой музыки былого.

Но помедли, день, врачуя
Это сердце от разлада!
Всё глазами взять хочу я
Из темнеющего сада...

Щетку желтую газона,
На гряде цветок забытый,
Разоренного балкона
Остов, зеленью увитый.

Топора обиды злые,
Всё, чего уже не стало...
Чтобы сердце, сны былые
Узнавая, трепетало...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПОД НОВОЙ КРЫШЕЙ

Сквозь листву просвет оконный
Синью жгучею залит,
И тихонько ветер сонный
Волоса мне шевелит...

Не доделан новый кокон,
Точно трудные стихи:
Ни дверей, ни даже окон
Нет у пасынка стихий,

Но зато по клетям сруба
В темной зелени садов
Сапожищи жизни грубо
Не оставили следов,

И жилец докучным шумом
Мшистых стен не осквернил:
Хорошо здесь тихим думам
Литься в капельки чернил.

. . . . . . . . . . . . .

Схоронили пепелище
Лунной ночью в забытье...
Здравствуй, правнуков жилище,
И мое, и не мое!

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТРАКТИР ЖИЗНИ

Вкруг белеющей Психеи
Те же фикусы торчат,
Те же грустные лакеи,
Тот же гам и тот же чад...

Муть вина, нагие кости,
Пепел стынущих сигар,
На губах - отрава злости,
В сердце - скуки перегар...

Ночь давно снега одела,
Но уйти ты не спешишь;
Как в кошмаре, то и дело:
"Алкоголь или гашиш?"

А в сенях, поди, не жарко:
Там, поднявши воротник,
У плывущего огарка
Счеты сводит гробовщик.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТАМ

Ровно в полночь гонг унылый
Свел их тени в черной зале,
Где белел Эрот бескрылый
Меж искусственных азалий.

Там, качаяся, лампады
Пламя трепетное лили,
Душным ладаном услады
Там кадили чаши лилий.

Тварь единая живая
Там тянула к брашну жало,
Там отрава огневая
В клубки медные бежала.

На оскала смех застылый
Тени ночи наползали,
Бесконечный и унылый
Длился ужин в черной зале.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПОЭЗИЯ

Пусть для ваших открытых сердец
До сих пор это - светлая фея
С упоительной лирой Орфея,
Для меня это - старый мудрец.

По лицу его тяжко проходит
Бороздой Вековая Мечта,
И для мира немые уста
Только бледной улыбкой поводит.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЕЩЕ ОДИН

И пылок был, и грозен День,
И в знамя верил голубое,
Но ночь пришла, и нежно тень
Берет усталого без боя.

Как мало их! Еще один
В лучах слабеющей Надежды
Уходит гордый паладин:
От золотой его одежды

Осталась бурая кайма,
Да горький чад... воспоминанья
. . . . . . . . . . . . . . . .
Как обгорелого письма
Неповторимое признанье.

* Вар. ст. 2: "И знамя нес он
голубое".

<1903>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


С ЧЕТЫРЕХ СТОРОН ЧАШИ

Нежным баловнем мамаши
То большиться, то шалить...
И рассеянно из чаши
Пену пить, а влагу лить...

Сил и дней гордясь избытком,
Мимоходом, на лету
Хмельно-розовым напитком
Усыплять свою мечту.

Увидав, что невозможно
Ни вернуться, ни забыть...
Пить поспешно, пить тревожно,
Рядом с сыном, может быть,

Под наплывом лет согнуться,
Но, забыв и вкус вина...
По привычке всё тянуться
К чаше, выпитой до дна.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


VILLA NAZIONALE *

Смычка заслушавшись, тоскливо
Волна горит, а луч померк,-
И в тени душные залива
Вот-вот ворвется фейерверк.

Но в мутном чаяньи испуга,
В истоме прерванного сна,
Не угадать Царице юга
Тот миг шальной, когда она

Развяжет, разоймет, расщиплет
Золотоцветный свой букет
И звезды робкие рассыплет
Огнями дерзкими ракет.

* Villa Nazionale - парк в Неаполе.
Упоминается в одной из записных
книжек поэта во время путешествия
по Италии.

<1890>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ОПЯТЬ В ДОРОГЕ

Когда высоко под дугою
Звенело солнце для меня,
Я жил унылою мечтою,
Минуты светлые гоня...

Они пугливо отлетали,
Но вот прибился мой звонок:
И где же вы, златые дали?
В тумане - юг, погас восток...

А там стена, к закату ближе,
Такая страшная на взгляд...
Она всё выше... Мы всё ниже...
"Постой-ка, дядя!"- "Не велят".

* По автографу под загл. "За Пушкиным",
означающим общность мотива со
стихотворением Пушкина "Телега жизни".

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


НА ВОДЕ

То луга ли, скажи, облака ли, вода ль
Околдована желтой луною:
Серебристая гладь, серебристая даль
Надо мной, предо мною, за мною...

Ни о чем не жалеть... Ничего не желать...
Только б маска колдуньи светилась
Да клубком ее сказка катилась
В серебристую даль, на сребристую гладь.

* Один из набросков стихотворения - на
служебном бланке "Директор Императорской
Николаевской гимназии. Царское Село".

1900

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


УТРО

Эта ночь бесконечна была,
Я не смел, я боялся уснуть:
Два мучительно-черных крыла
Тяжело мне ложились на грудь.

На призывы ж тех крыльев в ответ
Трепетал, замирая, птенец,
И не знал я, придет ли рассвет
Или это уж полный конец...

О, смелее... Кошмар позади,
Его страшное царство прошло;
Вещих птиц на груди и в груди
Отшумело до завтра крыло...

Облака еще плачут, гудя,
Но светлеет и нехотя тень,
И банальный, за сетью дождя,
Улыбнуться попробовал День.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ВАНЬКА-КЛЮЧНИК В ТЮРЬМЕ

Крутясь-мутясь да сбилися
Желты пески с волной,
Часочек мы любилися,
Да с мужнею женой.

Ой, цветики садовые,
Да некому полить!
Ой, прянички медовые!
Да с кем же вас делить?

А уж на что уважены:
Проси - не улечу,
У стеночки посажены,
Да не плечо к плечу.

Цепочечку позванивать
Продели у ноги,
Позванивать, подманивать:
"А ну-тка, убеги!"

А мимо птицей мычется
Злодей - моя тоска...
Такая-то добытчица,
Да не найти крюка?!

* По автографу под загл. "Из песен
Ваньки-Каина". Написано на
распространенный в русском фольклоре
сюжет о любви княгини и ее ключника
и трагической гибели обоих.
Ванька-Каин - Иван Осипов, по прозвищу
каин, р. в 1718 г., вор и разбойник;
устроился на службу "доносителем" в
московском сыскном приказе, изобличен
в преступлениях и отправлен на каторгу
в 1755 г.; в фольклоре ему
приписываются популярные в народе
песни.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ДЕКОРАЦИЯ

Это - лунная ночь невозможного сна,
       Так уныла, желта и больна
       В облаках театральных луна,

Свет полос запыленно-зеленых
На бумажных колеблется кленах.

Это - лунная ночь невозможной мечты.
       Но недвижны и странны черты:
       - Это маска твоя или ты?

Вот чуть-чуть шевельнулись ресницы...
Дальше... вырваны дальше страницы.

* Вариант последней строки:
"Дальше вырваны в пьесе страницы".

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


БЕССОННИЦА РЕБЕНКА

От душной копоти земли
Погасла точка огневая,
И плавно тени потекли,
Контуры странные сливая.

И знал, что спать я не могу:
Пока уста мои молились,
Те, неотвязные, в мозгу
Опять слова зашевелились.

И я лежал, а тени шли,
Наверно зная и скрывая,
Как гриб выходит из земли
И ходит стрелка часовая.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


`ПАРКИ - БАБЬЕ ЛЕПЕТАНЬЕ`

       Сонет

Я ночи знал. Мечта и труд
Их наполняли трепетаньем,-
Туда, к надлунным очертаньям,
Бывало, мысль они зовут.

Томя и нежа ожиданьем,
Они, бывало, промелькнут,
Как цепи розовых минут
Между запиской и свиданьем.

Но мая белого ночей
Давно страницы пожелтели...
Теперь я слышу у постели

Веретено,- и, как ручей,
Задавлен камнями обвала,
Оно уж лепет обрывало...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ДАЛЕКО... ДАЛЕКО...

Когда умирает для уха
Железа мучительный гром,
Мне тихо по коже старуха
Водить начинает пером.
Перо ее так бородато,
Так плотно засело в руке...

. . . . . . . . . . .
Не им ли я кляксу когда-то
На розовом сделал листке?
Я помню - слеза в ней блистала,
Другая ползла по лицу:
Давно под часами усталый
Стихи выводил я отцу...

. . . . . . . . . . .
Но жаркая стынет подушка,
Окно начинает белеть...
Пора и в дорогу, старушка,
Под утро душна эта клеть.
Мы тронулись... Тройка плетется,
Никак не найдет колеи,
А сердце... бубенчиком бьется
Так тихо у потной шлеи...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ВТОРОЙ МУЧИТЕЛЬНЫЙ СОНЕТ

Не мастер Тира иль Багдата,
Лишь девы нежные персты
Сумели вырезать когда-то
Лилеи нежные листы,-

С тех пор в отраве аромата
Живут, таинственно слиты,
Обетованье и утрата
Неразделенной красоты,

Живут любовью без забвенья
Незаполнимые мгновенья...
И если чуткий сон аллей

Встревожит месяц сребролукий,
Всю ночь потом уста лилей
Там дышат ладаном разлуки.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЗИМНИЕ ЛИЛИИ

Зимней ночи путь так долог,
Зимней ночью мне не спится:
Из углов и с книжных полок
Сквозь ее тяжелый полог
Сумрак розовый струится.

Серебристые фиалы
Опрокинув в воздух сонный,
Льют лилеи небывалый
Мне напиток благовонный,-

И из кубка их живого
В поэтической оправе
Рад я сладостной отраве
Напряженья мозгового...

В белой чаше тают звенья
Из цепей воспоминанья,
И от яду на мгновенье
Знаньем кажется незнанье.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПАДЕНИЕ ЛИЛИЙ

Уж черной Ночи бледный День
Свой факел отдал, улетая:
Темнеет в небе хлопьев стая,
Но, веселя немую сень,
В камине вьется золотая
Змея, змеей перевитая.
Гляжу в огонь - работать лень:
Пускай по стенам, вырастая,
Дрожа, колеблясь или тая,
За тенью исчезает тень,
А сердцу снится тень иная,
И сердце плачет, вспоминая.
Сейчас последние, светлей
Златисто-розовых углей,
Падут минутные строенья:
С могил далеких и полей
И из серебряных аллей
Услышу мрака дуновенье...
В постель скорее!.. Там теплей,
А ты, волшебница, налей
Мне капель чуткого забвенья,
Чтоб ночью вянущих лилей
Мне ярче слышать со стеблей
Сухой и странный звук паденья.

3 февраля 1901

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


С БАЛКОНА

Полюбила солнце апреля
Молодая и нежная ива.
Не прошла и Святая неделя,
Распустилась бледная ива
В жаркой ласке солнца апреля.

Но недвижны старые клены:
Их не греет солнце апреля,
Только иве дивятся зеленой,
Только шепчут под небом апреля
Обнаженные мшистые клены:

"Не на радость, о бледная ива,
Полюбила ты солнце апреля:
Безнадежно больное ревниво
И сожжет тебя солнце апреля,
Чтоб другим не досталась ты, ива".

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


МОЛОТ И ИСКРЫ

Молот жизни, на плечах мне камни дробя,
Так мучительно груб и тяжел,
А ведь, кажется, месяц еще не прошел,
Что я сказками тешил себя...
Те, скажи мне, завянуть успели ль цветы,
Что уста целовали, любя,
Или, их обогнав, улетели мечты,
Те цветы... Я не знаю: тебя
Я люблю или нет... Не горит ореол
И горит - это ты и не ты,
Молот жизни мучительно, адски тяжел,
И ни искры под ним... красоты...
А ведь, кажется, месяц еще не прошел.

1901

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


РОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ ПОЭТА

       (Кантата)

       Б а я н

Над Москвою старой златоглавою
Не звезда в полуночи затеплилась,
Над ее садочками зелеными,
Ой зелеными садочками кудрявыми
Молодая зорька разгоралася.
Не Вольга-богатырь нарождается,
Нарождается надёжа - молодой певец,
Удалая головушка кудрявая.
Да не златая трубочка вострубила,
Молодой запел душа-соловьюшка,
Пословечно соловей да выговаривал,
(Тут не рыбы-то по заводям хоронятся,
Да не птицы-то уходят во поднебесье,
Во темных лесах не звери затулилися),
Как услышали соловьюшку малешенького,
Все-то птичушки в садочках приуслушались,
Малы детушки по зыбкам разыгралися,
Молодые-то с крылечек улыбаются,
А и старые по кельям пригорюнились.

       О д и н г о л о с

Рыданье струн седых развей,
О нет, Баян, не соловей,
Певец волшебно-сладострастный,
Нас жег в безмолвии ночей
Тоскою нежной и напрасной.
И не душистую сирень
Судьба дала ему, а цепи,
Снега забытых деревень,
Неволей выжженные степи.
Но бог любовью окрылил
Его пленительные грезы,
Н в чистый жемчуг перелил
Поэт свои немые слезы.

       Х о р

Среди измен, среди могил
Он, улыбаясь, сыпал розы,
И в чистый жемчуг перелил
Поэт свои немые слезы.

       Д р у г о й г о л о с

О, свиток печальный!
Безумные строки,
Как гость на пиру
В небрачной одежде,
Читаю и плачу...
Там ночи туманной
Холодные звезды,
Там вещего сердца
Трехдневные муки,
Там в тяжком бреду
Томительный призрак,
Свой черный вуаль,
Вуаль донны Анны,
К его изголовью
Склоняя, смеется...

М у ж с к о й х о р

Но в поле колдунья ему
Последние цепи сварила
И тихо в немую тюрьму
Ворота за ним затворила.

Ж е н с к и й х о р

Творцу волшебных песнопений
Не надо ваших слез и пеней:
Над ним горит бессмертный день
В огнях лазури и кристалла,
И окровавленная тень
Там тенью розовою стала,
А здесь печальной чередою
Все ночь над нами стелет сень,
О тень, о сладостная тень,
Стань вифлеемскою звездою,
Алмазом на ее груди -
И к дому бога нас веди!..

О б щ и й х о р

С немого поля,
Где без ненастья,
Дрожа, повисли
Тоски туманы,-
Туда, где воля,
Туда, где счастье,
Туда, где мысли
Простор желанный!

3 апреля 1899

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


МУХИ КАК МЫСЛИ

(Памяти Апухтина)

Я устал от бессонниц и снов,
На глада мои пряди нависли:
Я хотел бы отравой стихов
Одурманить несносные мысли.

Я хотел бы распутать узлы...
Неужели там только ошибки?
Поздней осенью мухи так злы,
Их холодные крылья так липки.

Мухи-мысли ползут, как во сне,
Вот бумагу покрыли, чернея...
О, как, мертвые, гадки оне...
Разорви их, сожги их скорее.

Примечание: см. "Мухи" Апухтина.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПОД ЗЕЛЕНЫМ АБАЖУРОМ

Короли, и валеты, и тройки!
Вы так ласково тешите ум:
От уверенно-зыбкой постройки
До тоскливо замедленных дум
Вы так ласково тешите ум,
Короли, и валеты, и тройки!

В вашей смене, дразнящей сердца,
В вашем быстро мелькающем крапе
Счастье дочери, имя отца,
Слово чести, поставленной на-пе,
В вашем быстро мелькающем крапе,
В вашей смене, дразнящей сердца...

Золотые сулили вы дали
За узором двойных королей,
Когда вами невестам гадали
Там, в глуши, за снегами полей,
За узором двойных королей
Золотые сулили вы дали...

А теперь, из потемок на свет
Безнадежно ложася рядами,
Равнодушное да или нет
Повторять суждено вам годами,
Безнадежно ложася рядами
Из зеленых потемок на свет.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТРЕТИЙ МУЧИТЕЛЬНЫЙ СОНЕТ

       Строфы

Нет, им не суждены краса и просветленье;
Я повторяю их на память в полусне,
Они - минуты праздного томленья,
Перегоревшие на медленном огне.

Но все мне дорого - туман их появленья,
Их нарастание в тревожной тишине,
Без плана, вспышками идущее сцепленье:
Мое мучение и мой восторг оне.

Кто знает, сколько раз без этого запоя,
Труда кошмарного над грудою листов,
Я духом пасть, увы! я плакать был готов,
Среди неравного изнемогая боя;
Но я люблю стихи - и чувства нет святей:
Так любит только мать, и лишь больных детей.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ВТОРОЙ ФОРТЕПЬЯННЫЙ СОНЕТ

Над ризой белою, как уголь волоса,
Рядами стройными невольницы плясали,
Без слов кристальные сливались голоса,
И кастаньетами их пальцы потрясали...

Горели синие над ними небеса,
И осы жадные плясуний донимали,
Но слез не выжали им муки из эмали,
Неопалимою сияла их краса.

На страсти, на призыв, на трепет вдохновенья
Браслетов золотых звучали мерно звенья,
Но, непонятною не трогаясь мольбой,

Своим властителям лишь улыбались девы,
И с пляской чуткою, под чашей голубой,
Их равнодушные сливалися напевы.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


МАКИ

Веселый день горит... Среди сомлевших трав
Все маки пятнами - как жадное бессилье,
Как губы, полные соблазна и отрав,
Как алых бабочек развернутые крылья.

Веселый день горит... Но сад и пуст и глух.
Давно покончил он с соблазнами и пиром,-
И маки сохлые, как головы старух,
Осенены с небес сияющим потиром.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


В МАРТЕ

Позабудь соловья на душистых цветах,
Только утро любви не забудь!
Да ожившей земли в неоживших листах
       Ярко-черную грудь!

Меж лохмотьев рубашки своей снеговой
Только раз и желала она,-
Только раз напоил ее март огневой,
       Да пьянее вина!

Только раз оторвать от разбухшей земли
Не могли мы завистливых глаз,
Только раз мы холодные руки сплели
И, дрожа, поскорее из сада ушли...
       Только раз... в этот раз...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ОДУВАНЧИКИ

Захлопоталась девочка
В зеленом кушаке,
Два желтые обсевочка
Сажая на песке.

Не держатся и на-поди:
Песок ли им не рад?..
А солнце уж на западе
И золотится сад.

За ручкой ручку белую
Малютка отряхнет:
"Чуть ямочку проделаю,
Ее и заметет...

Противные, упрямые!"
- Молчи, малютка дочь,
Коль неприятны ямы им,
Мы стебельки им прочь.

Вот видишь ли: все к лучшему -
Дитя, развеселись,
По холмику зыбучему
Две звездочки зажглись.

Мохнатые, шафранные
Звездинки из цветов...
Ну вот, моя желанная,
И садик твой готов.

Отпрыгаются ноженьки,
Весь высыплется смех,
А ночь придет - у боженьки
Постельки есть для всех...

Заснешь ты, ангел-девочка,
В пуху, на локотке...
А желтых два обсевочка
Распластаны в песке.

26 июня 1909, Куоккала

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТЫ ОПЯТЬ СО МНОЙ

Ты опять со мной, подруга осень,
Но сквозь сеть нагих твоих ветвей
Никогда бледней не стыла просинь,
И снегов не помню я мертвей.

Я твоих печальнее отребий
И черней твоих не видел вод,
На твоем линяло-ветхом небе
Желтых туч томит меня развод.

До конца все видеть, цепенея...
О, как этот воздух странно нов...
Знаешь что... я думал, что больнее
Увидать пустыми тайны слов...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


БАБОЧКА ГАЗА

Скажите, что сталось со мной?
Что сердце так жарко забилось?
Какое безумье волной
Сквозь камень привычки пробилось?

В нем сила иль мука моя,
В волненьи не чувствую сразу:
С мерцающих строк бытия
Ловлю я забытую фразу...

Фонарь свой не водит ли тать
По скопищу литер унылых?
Мне фразы нельзя не читать,
Но к ней я вернуться не в силах...

Не вспыхнуть ей было невмочь,
Но мрак она только тревожит:
Так бабочка газа всю ночь
Дрожит, а сорваться не может...

Три века русской поэзии.
Составитель Николай Банников.
Москва: Просвещение, 1968.


ЗИМНЕЕ НЕБО

Талый снег налетал и слетал,
Разгораясь, румянились щеки,
Я не думал, что месяц так мал
И что тучи так дымно-далеки...

Я уйду, ни о чем не спросив,
Потому что мой вынулся жребий,
Я не думал, что месяц красив,
Так красив и тревожен на небе.

Скоро полночь. Никто и ничей,
Утомлен самым призраком жизни,
Я любуюсь на дымы лучей
Там, в моей обманувшей отчизне.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


TRAUMEREI*

Сливались ли это тени,
Только тени в лунной ночи мая?
Это блики или цветы сирени
Там белели, на колени
       Ниспадая?
Наяву ль и тебя ль безумно
       И бездумно
Я любил в томных тенях мая?
       Припадая к цветам сирени
Лунной ночью, лунной ночью мая,
       Я твои ль целовал колени,
Разжимая их и сжимая,
В томных тенях, в томных тенях мая?
Или сад был одно мечтанье
Лунной ночи, лунной ночи мая?
Или сам я лишь тень немая?
Иль и ты лишь мое страданье,
       Дорогая,
Оттого, что нам нет свиданья
Лунной ночью, лунной ночью мая...

* Мечтанье, грезы (нем.).

Ночь с 16 на 17 мая 1906 (?), Вологодский поезд

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


БУДИЛЬНИК

Обручена рассвету
Печаль ее рулад...
Как я игрушку эту
Не слушать был бы рад...

Пусть завтра будет та же
Она, что и вчера...
Сперва хоть громче, глаже
Идет ее игра.

Но вот, уж не читая
Давно постылых нот,
Гребенка золотая
Звенит, а не поет...

Цепляясь за гвоздочки,
Весь из бессвязных фраз,
Напрасно ищет точки
Томительный рассказ,

О чьем-то недоборе
Косноязычный бред...
Докучный лепет горя
Ненаступивших лет,

Где нет ни слез разлуки,
Ни стылости небес,
Где сердце - счетчик муки,
Машинка для чудес...

И скучно разминая
Пружину полчаса,
Где прячется смешная
И лишняя Краса.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ЧЕРНЫЙ СИЛУЭТ

       Сонет

Пока в тоске растущего испуга
Томиться нам, живя, еще дано,
Но уж сердцам обманывать друг друга
И лгать себе, хладея, суждено;

Пока прильнув сквозь мерзлое окно,
Нас сторожит ночами тень недуга,
И лишь концы мучительного круга
Не сведены в последнее звено,-

Хочу ль понять, тоскою пожираем,
Тот мир, тот миг с его миражным раем...
Уж мига нет - лишь мертвый брезжит свет...

А сад заглох... и дверь туда забита...
И снег идет... и черный силуэт
Захолодел на зеркале гранита.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


СИЗЫЙ ЗАКАТ

Близился сизый закат.
Воздух был нежен и хмелен,
И отуманенный сад
Как-то особенно зелен.

И, о Незримой твердя,
В тучах таимой печали,
В воздухе, полном дождя,
Трубы так мягко звучали.

Вдруг - точно яркий призыв,
Даль чем-то резко разъялась:
Мягкие тучи пробив,
Медное солнце смеялось.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ЯНВАРСКАЯ СКАЗКА

Светилась колдуньина маска,
Постукивал мерно костыль...
Моя новогодняя сказка,
Последняя сказка, не ты ль?

О счастье уста не молили,
Тенями был полон покой,
И чаши открывшихся лилий
Дышали нездешней тоской.

И, взоры померкшие нежа,
С тоской говорили цветы:
"Мы те же, что были, всё те же,
Мы будем, мы вечны... а ты?"

Молчите... Иль грезить не лучше,
Когда чуть дымятся угли?..
Январское солнце не жгуче,
Так пылки его хрустали...

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


КОШМАРЫ

"Вы ждете? Вы в волненьи? Это бред.
Вы отворять ему идете? Нет!
Поймите: к вам стучится сумасшедший,
Бог знает где и с кем всю ночь проведший,
Оборванный, и речь его дика,
И камешков полна его рука;
Того гляди - другую опростает,
Вас листьями сухими закидает,
И целовать задумает, и слез
Останутся следы в смятеньи кос,
Коли от губ удастся скрыть лицо вам,
Смущенным и мучительно пунцовым.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Послушайте!.. Я только вас пугал:
Тот далеко, он умер... Я солгал.
И жалобы, и шепоты, и стуки -
Все это "шелест крови", голос муки...
Которую мы терпим, я ли, вы ли...
Иль вихри в плен попались и завыли?
Да нет же! Вы спокойны... Лишь у губ
Змеится что-то бледное... Я глуп...
Свиданье здесь назначено другому...
Все понял я теперь: испуг, истому
И влажный блеск таимых вами глаз".
Стучат? Идут? Она приподнялась.
Гляжу - фитиль у фонаря спустила,
Он розовый... Вот косы отпустила.
Взвились и пали косы... Вот ко мне
Идет... И мы в огне, в одном огне...
Вот руки обвились и увлекают,
А волосы и колют, и ласкают...
Так вот он, ум мужчины, тот гордец,
Не стоящий ни трепетных сердец,
Ни влажного и розового зноя!
. . . . . . . . . . . . . . . .
И вдруг я весь стал существо иное...
Постель... Свеча горит. На грустный тон
Лепечет дождь... Я спал и видел сон.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ТО И ЭТО

Ночь не тает. Ночь как камень.
Плача, тает только лед,
И струит по телу пламень
Свой причудливый полет.

Но лопочут даром, тая,
Ледышки на голове:
Не запомнить им, считая,
Что подушек только две.

И что надо лечь в угарный,
В голубой туман костра,
Если тошен луч фонарной
На скользоте топора.

Но отрадной до рассвета
Сердце дремой залито,
Все простит им... если это
Только Это, а не То.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ТРОЕ

Ее факел был огнен и ал,
Он был талый и сумрачный снег:
Он глядел на нее и сгорал,
И сгорал от непознанных нег.

Лоно смерти открылось черно -
Он не слышал призыва: "Живи",
И осталось в эфире одно
Безнадежное пламя любви.

Да на ложе глубокого рва,
Пенной ризой покрыта до пят,
Одинокая грезит вдова -
И холодные воды кипят...

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


* * *

Для чего, когда сны изменили,
Так полны обольщений слова?
Для чего на забытой могиле
Зеленей и шумнее трава?

Для чего эти лунные выси,
Если сад мой и темен и нем?..
Завитки ее кос развилися,
Я дыханье их слышу... зачем?

1902

Иннокентий Анненский. Стихотворения.
Поэтическая Россия.
Москва: Советская Россия, 1987.


ПОГРЕБЕНИЕ ПРОКЛЯТОГО ПОЭТА

Если тело твое христиане,
Сострадая, земле предадут,
Это будет в полночном тумане,
Там, где сорные травы растут.
И когда на немую путину
Выйдут чистые звезды дремать,
Там раскинет паук паутину
И змеенышей выведет мать.
По ночам над твоей головою
Не смолкать и волчиному вою.
Будет ведьму там голод долить,
Будут вопли ее раздаваться,
Старичонки в страстях извиваться,
А воришки добычу делить.

Примечание: существует вариант 6-й строки "Выйдут частые звезды дремать..." Имеется другой перевод этого стихотворения, сделанный Эллисом.

Иннокентий Анненский. Стихотворения.
Поэтическая Россия.
Москва: Советская Россия, 1987.


* * *

«Сила господняя с нами,
Снами измучен я, снами...

Хуже томительной боли,
Хуже, чем белые ночи,
Кожу они искололи,
Кости мои измололи,
Выжгли без пламени очи...»
«Что же ты видишь, скажи мне,
Ночью холодною зимней?
Может быть, сердце врачуя,
Муки твои облегчу я,
Телу найду врачеванье».
«Сила господняя с нами,
Снами измучен я, снами...
Ночью их сердце ночуя,
Шепчет порой и названье,
Да повторять не хочу я...»

<1904>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


БРАТСКИЕ МОГИЛЫ

Волны тяжки и свинцовы,
Кажет темным белый камень,
И кует земле оковы
Позабытый небом пламень.

Облака повисли с высей,
Помутнелы — ослабелы,
Точно кисти в кипарисе
Над могилой сизо-белы.

Воздух мягкий, но без силы,
Ели, мшистые каменья...
Это — братские могилы,
И полней уж нет забвенья.

<1904?>, Севастополь

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


КЭК-УОК НА ЦИМБАЛАХ

Молоточков лапки цепки,
Да гвоздочков шапки крепки,
       Что не раз их,
       Пустоплясых,
       Там позастревало.

Молоточки топотали,
Мимо точки попадали,
       Что ни мах,
       На струнах
       Как и не бывало.

Пали звоны топотом, топотом,
Стали звоны ропотом, ропотом,
       То сзываясь,
       То срываясь,
       То дробя кристалл.

В струнах, полных холода, холода,
Пели волны молодо, молодо,
       И буруном
       Гул по струнам
       Следом пролетал.

С звуками кэк-уока,
Ожидая мокка,
Во мгновенье ока
Что мы не съедим...
И Махмет-Мамаям,
Ни зимой, ни маем
Нами не внимаем,
       Он необходим.

Молоточков цепки лапки,
Да гвоздочков крепки шапки,
       Что не раз их,
       Пустоплясых,
       Там позастревало.

Молоточки налетают,
Мало в точки попадают,
       Мах да мах,
       Жизни... ах,
       Как и не бывало.

<0сень 1904>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТОСКА БЕЛОГО КАМНЯ

Камни млеют в истоме,
Люди залиты светом,
Есть ли города летом
Вид постыло-знакомей?

В трафарете готовом
Он — узор на посуде...
И не все ли равно вам:
Камни там или люди?

Сбита в белые камни
Нищетой бледнолицей,
Эта одурь была мне
Колыбелью-темницей.

Коль она не мелькает
Безотрадно и чадно,
Так, давя вас, смыкает,
И уходишь так жадно

В лиловатость отсветов
С высей бледно-безбрежных
На две цепи букетов
Возле плит белоснежных.

Так, устав от узора,
Я мечтой замираю
В белом глянце фарфора
С ободочком по краю.

1904, Симферополь

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


Я ЛЮБЛЮ

Я люблю замирание эха
После бешеной тройки в лесу,
За сверканьем задорного смеха
Я истомы люблю полосу.

Зимним утром люблю надо мною
Я лиловый разлив полутьмы,
И, где солнце горело весною,
Только розовый отблеск зимы.

Я люблю на бледнеющей шири
В переливах растаявший цвет...
Я люблю все, чему в этом мире
Ни созвучья, ни отзвука нет.

<1905>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЕЛЬ МОЯ, ЕЛИНКА

Вот она — долинка,
Глуше нет угла,—
Ель моя, елинка!
Долго ж ты жила...
Долго ж ты тянулась
К своему оконцу,
Чтоб поближе к солнцу.
Если б ты видала,
Ель моя, елинка,
Старая старинка,
Если б ты видала
В ясные зеркала,
Чем ты только стала!
На твою унылость
Глядя, мне взгрустнулось.
Как ты вся согнулась,
Как ты обносилась.
И куда ж ты тянешь
Сломанные ветки:
Краше ведь не станешь
Молодой соседки,
Старость не пушинка,
Ель моя, елинка...
Бедная... Подруга!
Пусть им солнце с юга,
Молодым побегам...
Нам с тобой, елинка,
Забытье под снегом.
Лучше забытья мы
Не найдем удела,
Буры стали ямы,
Белы стали ямы,
Нам-то что за дело?
Жить-то, жить-то будем
На завидки людям,
И не надо свадьбы.
Только — не желать бы,
Да еще — не помнить,
Да еще — не думать.

30 марта 1906, Вологодский поезд

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПРОСВЕТ

Ни зноя, ни гама, ни плеска,
Но роща свежа и темна,
От жидкого майского блеска
Все утро таится она...

Не знаю, о чем так унылы,
Клубяся, мне дымы твердят,
И день ли то пробует силы,
Иль это уж тихий закат,

Где грезы несбыточно-дальней
Сквозь дымы златятся следы?..
Как странно... Просвет... а печальней
Сплошной в туманной гряды.

Под вечер 17 мая <1906>, Вологодский поезд

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


* * *

       Le silence est l'ame des choses.
       Rollinat1

Ноша жизни светла и легка мне,
И тебя я смущаю невольно;
Не за бога в раздумье на камне,
Мне за камень, им найденный, больно.

Я жалею, что даром поблекла
Позабытая в книге фиалка,
Мне тумана, покрывшего стекла
И слезами разнятого, жалко.

И не горе безумной, а ива
Пробуждает на сердце унылость,
Потому что она, терпеливо
Это горе качая... сломилась.

Ночь на 26 ноября 1906

Примечания
1. Le silence est l`ame des choses.- Безмолвие - душа вещей. Роллина (фр.). Обратно

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


СУМРАЧНЫЕ СЛОВА

За ветхой сторою мы рано затаились,
И полночь нас мечтой немножко подразнила,
Но утру мы глазами повинились,
       И утро хмурое простило...

А небо дымное так низко нависало,
Всё мельче сеял дождь, но глуше и туманней,
И чья-то бледная рука уже писала
       Святую ложь воспоминаний.

Всё, всё с собой возьмем. Гляди, как стали четки
И путь меж елями, бегущий и тоскливый,
И глянцевитый верх манящей нас пролетки,
       И финн измокший, терпеливый.

Но ты, о жаркий луч! Ты опоздал. Ошибкой
Ты заглянул сюда,— иным златися людям!
Лишь сумрачным словам отныне мы улыбкой
       Одною улыбаться будем!

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПОСЛЕДНИЕ СИРЕНИ

Заглох и замер сад. На сердце всё мутней
От живости обид и горечи ошибок...
А ты что сберегла от голубых огней,
И золотистых кос, и розовых улыбок?

Под своды душные за тенью входит тень,
И неизбежней всё толпа их нарастает...
Чу... ветер прошумел — и белая сирень
Над головой твоей, качаясь, облетает.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пусть завтра не сойду я с тинистого дна,
Дождя осеннего тоскливей и туманней,
Сегодня грудь моя желания полна,
Как туча, полная и грома и сверканий.

Но малодушием не заслоняй порыв,
И в этот странный час сольешься ты с поэтом;
Глубины жаркие словам его открыв,
Ты миру явишь их пророческим рассветом.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


* * *

Но для меня свершился выдел,
И вот каким его я видел:
Злачено-белый —
       прямо с елки —
Был кифарэд он и стрелец.
Звенели стрелы,
       как иголки,
Грозой для кукольных сердец...
Дымились букли
       из-под митры,
На струнах нежилась рука,
Но уж потухли звоны цитры
Меж пальцев лайковых божка.
Среди миражей не устану
Его искать — он нужен мне,
Тот безустанный мировражий,
Тот смех огня и смех в огне.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


К МОЕМУ ПОРТРЕТУ

Игра природы в нем видна,
Язык трибуна с сердцем лани,
Воображенье без желаний
И сновидения без сна.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


К ПОРТРЕТУ А. А. БЛОКА *

Под беломраморным обличьем андрогина
Он стал бы радостью, но чьих-то давних грез.
Стихи его горят — на солнце георгина,
Горят, но холодом невыстраданных слез.

Примечания
См. раздел А.Блока на этом сайте.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


БЕССОННЫЕ НОЧИ

Какой кошмар! Всё та же повесть...
И кто, злодей, ее снизал?
Опять там не пускали совесть
На зеркала вощеных зал...

Опять там улыбались язве
И гоготали, славя злость...
Христа не распинали разве,
И то затем, что не пришлось...

Опять там каверзный вопросик
Спускали с плеч, не вороша.
И всё там было — злобность мосек
И пустодушье чинуша.

Но лжи и лести отдал дань я.
Бьет пять часов — пора домой;
И наг, и тесен угол мой...
Но до свиданья, до свиданья!

Так хорошо побыть без слов;
Когда до капли оцет допит...
Цикада жадная часов,
Зачем твой бег меня торопит?

Всё знаю — ты права опять,
Права, без устали токуя...
Но прав и я,— и дай мне спать,
Пока во сне еще не лгу я.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТОСКА МИРАЖА

Погасла последняя краска,
Как шепот в полночной мольбе...
Что надо, безумная сказка,
От этого сердца тебе?

Мои ли без счета и меры
По снегу не тяжки концы?
Мне ль дали пустые не серы?
Не тускло звенят бубенцы?

Но ты-то зачем так глубоко
Двоишься, о сердце мое?
Я знаю — она далеко,
И чувствую близость ее.

Уж вот они, снежные дымы,
С них глаз я свести не могу:
Сейчас разминуться должны мы
На белом, но мертвом снегу.

Сейчас кто-то сани нам сцепит
И снова расцепит без слов.
На миг, но томительный лепет
Сольется для нас бубенцов...

. . . . . . . . . . . . . . . .

Он слился... Но больше друг друга
Мы в тусклую ночь не найдем...
В тоске безысходного круга
Влачусь я постылым путем...

. . . . . . . . . . . . . . . .

Погасла последняя краска,
Как шепот в полночной мольбе...
Что надо, безумная сказка,
От этого сердца тебе?

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


Л. И. МИКУЛИЧ

Там на портретах строги лица,
И тонок там туман седой,
Великолепье небылицы
Там нежно веет резедой.
Там нимфа с таицкой водой,
Водой, которой не разлиться,
Там стала лебедем Фелица
И бронзой Пушкин молодой.

Там воды зыблются светло
И гордо царствуют березы,
Там были розы, были розы,
Пускай в поток их унесло.
Там всё, что навсегда ушло,
Чтоб навевать сиреням грезы.
. . . . . . . . . . . . . .
Скажите: «Царское Село» —
И улыбнемся мы сквозь слезы.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


НА ЗАКАТЕ

       Посв. Н. П. Бегичевой

Покуда душный день томится, догорая,
Не отрывая глаз от розового края...
Побудь со мной грустна, побудь со мной одна:
Я не допил еще тоски твоей до дна...
Мне надо струн твоих: они дрожат печальней
И слаще, чем листы на той березе дальней...
Чего боишься ты? Я призрак, я ничей...
О, не вноси ко мне пылающих свечей...
Я знаю: бабочки дрожащими крылами
Не в силах потушить мучительное пламя,
И знаю, кем огонь тот траурный раздут,
С которого они сожженные падут...
Мне страшно, что с огнем не спят воспоминанья,
И мертвых бабочек мне страшно трепетанье.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ТОСКА МЕДЛЕННЫХ КАПЕЛЬ

О, капли в ночной тишине,
Дремотного духа трещотка,
Дрожа набухают оне
И падают мерно и четко.

В недвижно-бессонной ночи
Их лязга не ждать не могу я:
Фитиль одинокой свечи
Мигает и пышет тоскуя.

И мнится, я должен, таясь,
На странном присутствовать браке,
Поняв безнадежную связь
Двух тающих жизней во мраке.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ПОЭЗИЯ

       Сонет

Творящий дух и жизни случай
В тебе мучительно слиты,
И меж намеков красоты
Нет утонченней и летучей...

В пустыне мира зыбко-жгучей,
Где мир — мираж, влюбилась ты
В неразрешенность разнозвучий
И в беспокойные цветы.

Неощутима и незрима,
Ты нас томишь, боготворима,
В просветы бледные сквозя,

Так неотвязно, неотдумно,
Что, полюбив тебя, нельзя
Не полюбить тебя безумно.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


НА СЕВЕРНОМ БЕРЕГУ

Бледнеет даль. Уж вот он — день разлуки,
Я звал его, а сердцу всё грустней...
Что видел здесь я, кроме зла и муки,
Но всё простил я тихости теней.

Всё небесам в холодном их разливе,
Лазури их прозрачной, как недуг,
И той меж ив седой и чахлой иве —
Товарищам непоправимых мук.

И грустно мне, не потому, что беден
Наш пыльный сад, что выжжены листы,
Что вечер здесь так утомленно бледен,
Так мертвы безуханные цветы,

А потому, что море плещет с шумом,
И синевой бездонны небеса,
Что будет там моим закатным думам
Невмоготу их властная краса...

<1904>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЧЕРНОЕ МОРЕ

Простимся, море... В путь пора.
И ты не то уж: всё короче
Твои жемчужные утра,
Длинней тоскующие ночи,

Всё дольше тает твой туман,
Где всё белей и выше гребни,
Но далей красочный обман
Не будет, он уж был волшебней.

И тщетно вихри по тебе
Роятся с яростью звериной,
Всё безучастней к их борьбе
Твои тяжелые глубины.

Тоска ли там или любовь,
Но бурям чуждые безмолвны,
И к нам из емких берегов
Уйти твои не властны волны.

Суровым отблеском ножа
Сверкнешь ли, пеной обдавая,—
Нет! Ты не символ мятежа,
Ты — Смерти чаша пировая.

<1904>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ОПЯТЬ В ДОРОГЕ

Луну сегодня выси
Упрятали в туман...
Поди-ка, подивися,
Как щит ее медян.

И поневоле сердцу
Так жутко моему...
Эх, распахнуть бы дверцу
Да в лунную тюрьму!

К тюрьме той посплывались
Не тучи — острова,
И все оторочались
В златые кружева.

Лишь дымы без отрады
И устали бегут:
Они проезжим рады,
Отсталых стерегут,

Где тени стали ложны
По вымершим лесам...
Была ль то ночь тревожна
Иль я — не знаю сам...

Раздышки всё короче,
Ухабы тяжелы...
А в дыме зимней ночи
Слилися все углы...

По ведьминой рубахе
Тоскливо бродит тень,
И нарастают страхи,
Как тучи в жаркий день.

Кибитка всё кривее...
Что ж это там растет?
«Эй, дядя, поживее!»
«Да человек идет...

Без шапки, без лаптишек,
Лицо-то в кулачок
А будто из парнишек...»
«Что это — дурачок?»

«Так точно, он — дурашный.
Куда ведь забрался,
Такой у нас бесстрашный
Он, барин, задался.

Здоров ходить. Морозы,
А нипочем ему...»
И стыдно стало грезы
Тут сердцу моему.

Так стыдно стало страху
От скраденной луны,
Что ведьмину рубаху
Убрали с пелены...

Куда ушла усталость,
И робость, и тоска...
Была ли это жалость
К судьбишке дурака,—

Как знать?.. Луна высоко
Взошла — так хороша,
Была не одинока
Теперь моя душа...

30 марта 1906, Вологодский поезд

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ЧЕЛОВЕК

       Сонет

Я завожусь на тридцать лет,
Чтоб жить, мучительно дробя
Лучи от призрачных планет
На "да" и "нет", на "ах!" и "бя",

Чтоб жить, волнуясь и скорбя
Над тем, чего, гляди, и нет...
И был бы, верно, я поэт,
Когда бы выдумал себя,

В работе ль там не без прорух,
Иль в механизме есть подвох,
Но был бы мой свободный дух -

Теперь не дух, я был бы бог...
Когда б не пиль да не тубо,
Да не тю-тю после бо-бо!..

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ДЕТИ

Вы за мною? Я готов.
Нагрешили, так ответим.
Нам — острог, но им — цветов...
Солнца, люди, нашим детям!

В детстве тоньше жизни нить,
Дни короче в эту пору...
Не спешите их бранить,
Но балуйте... без зазору.

Вы несчастны, если вам
Непонятен детский лепет,
Вызвать шепот — это срам,
Горший — в детях вызвать трепет.

Но безвинных детских слез
Не омыть и покаяньем,
Потому что в них Христос,
Весь, со всем своим сияньем.

Ну, а те, что терпят боль,
У кого как нитки руки...
Люди! Братья! Не за то ль
И покой наш только в муке...

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ДЫМЫ

В белом поле был пепельный бал,
Тени были там нежно-желанны,
Упоительный танец сливал,
И клубил, и дымил их воланы.

Чередой, застилая мне даль,
Проносились плясуньи мятежной,
И была вековая печаль
В нежном танце без музыки нежной.

А внизу содроганье и стук
Говорили, что ужас не прожит;
Громыхая цепями, Недуг
Там сковал бы воздушных — не может

И была ль так постыла им степь,
Или мука капризно-желанна,—
То и дело железную цепь
Задевала оборка волана.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


CANZONE

Если б вдруг ожила небылица,
На окно я поставлю свечу,
Приходи... Мы не будем делиться,
Всё отдать тебе счастье хочу!

Ты придешь и на голос печали,
Потому что светла и нежна,
Потому что тебя обещали
Мне когда-то сирень и луна.

Но... бывают такие минуты,
Когда страшно и пусто в груди...
Я тяжел — и немой и согнутый...
Я хочу быть один... уходи!

Примечания
Canzone — Песня (ит.). — Ред.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ОСЕНЬ

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не било четырех... Но бледное светило
Едва лишь купола над нами золотило,

И, в выцветшей степи туманная река,
Так плавно двигались над нами облака,

И столько мягкости таило их движенье,
Забывших яд измен и муку расторженья,

Что сердцу музыки хотелось для него...
Но снег лежал в горах, и было так мертво,

И оборвали в ночь свистевшие буруны
Меж небом и землей протянутые струны...

А к утру кто-то нам, развеяв молча сны,
Напомнил шепотом, что мы осуждены.

Гряда не двигалась и точно застывала,
Ночь надвигалась ощущением провала...

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


СИРЕНЬ НА КАМНЕ

Клубятся тучи сизоцветно.
Мой путь далек, мой путь уныл.
А даль так мутно-безответна
Из края серого могил.

Вот кем-то врезан крест замшенный
В плите надгробной, и, как тень,
Сквозь камень, Лазарь воскрешенный,
Пробилась чахлая сирень.

Листы пожёлкли, обгорели...
То гнет ли неба, камня ль гнет,—
Но говорят, что и в апреле
Сирень могилы не цветет.

Да и зачем? Цветы так зыбки,
Так нежны в холоде плиты,
И лег бы тенью свет улыбки
На изможденные черты.

А в стражах бледного Эреба
Окаменело столько мук...
Роса, и та для них недуг,
И смерть их — голубое небо.

Уж вечер близко. И пути
Передо мной еще так много,
Но просто силы нет сойти
С завороженного порога.

И жизни ль дерзостный побег,
Плита ль пробитая жалка мне,—
Дрожат листы кустов-калек,
Темнее крест на старом камне.

<1904>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ИЗ ПОЭМЫ «MATER DOLOROSA»

Как я любил от городского шума
Укрыться в сад, и шелесту берез
Внимать, в запущенной аллее сидя...
Да жалкую шарманки отдаленной
Мелодию ловить. Ее дрожащий
Сродни закату голос: о цветах
Он говорит увядших и обманах.
Пронзая воздух парный, пролетит
С минутным шумом по ветвям ворона,
Да где-то там далеко прокричит
Петух, на запад солнце провожая,
И снова смолкнет всё,— душа полна
Какой-то безотчетно-грустной думы,
Кого-то ждешь, в какой-то край летишь,
Мечте безвестный, горячо так любишь
Кого-то... чьих-то ждешь задумчивых речей
И нежной ласки, и в вечерних тенях
Чего-то сердцем ищешь... И с тем сном
Расстаться и не может и не хочет
Душа... Сидишь забытый и один,
И над тобой поникнет ночь ветвями...
О, майская, томительная ночь,
Ты севера дитя, его поэтов
Любимый сон... Кто может спать, скажи,
Кого постель горячая не душит,
Когда, как грезу нежную, опустишь
Ты на сады и волны золотые
Прозрачную завесу, и за ней,
Прерывисто дыша, умолкнет город —
И тоже спать не может, и влюбленный
С мольбой тебе, задумчивой, глядит
В глаза своими тысячами окон...

1874

Примечания
Mater Dolorosa — Мать скорбящая (лат.).— Ред.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ОН И Я

Давно меж листьев налились
Истомой розовой тюльпаны,
Но страстно в сумрачную высь
Уходит рокот фортепьянный.

И мука там иль торжество,
Разоблаченье иль загадка,
Но он - ничей, а вы - его,
И вам сознанье это сладко.

А я лучей иной звезды
Ищу в сомненьи и тревожно,
Я, как настройщик, все лады
Перебираю осторожно.

Темнеет... Комната пуста,
С трудом я вспоминаю что-то,
И безответна и чиста,
За нотой умирает нота.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


НЕВОЗМОЖНО

Есть слова - их дыхание, что цвет,
Так же нежно и бело-тревожно,
Но меж них ни печальнее нет,
Ни нежнее тебя, невозможно.

Не познав, я в тебе уж любил
Эти в бархат ушедшие звуки:
Мне являлись мерцанья могил
И сквозь сумрак белевшие руки.

Но лишь в белом венце хризантем,
Перед первой угрозой забвенья,
Этих вэ, этих зэ, этих эм
Различить я сумел дуновенья.

И, запомнив, невестой в саду
Как в апреле тебя разубрали,-
У забитой калитки я жду,
Позвонить к сторожам не пора ли.

Если слово за словом, что цвет,
Упадает, белея тревожно,
Не печальных меж павшими нет,
Но люблю я одно - невозможно.

1907, Царское Село

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ЛИРА ЧАСОВ

Часы не свершили урока,
А маятник точно уснул,
Тогда распахнул я широко
Футляр их — и лиру качнул.

И, грубо лишенная мира,
Которого столько ждала,
Опять по тюрьме своей лира,
Дрожа и шатаясь, пошла.

Но вот уже ходит ровнее,
Вот найден и прежний размах.
. . . . . . . . . . . . . .
О сердце! Когда, леденея,
Ты смертный почувствуешь страх,

Найдется ль рука, чтобы лиру
В тебе так же тихо качнуть,
И миру, желанному миру,
Тебя, мое сердце, вернуть?..

7 января 1907, Царское Село

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


СОЛНЕЧНЫЙ СОНЕТ

Под стоны тяжкие метели
Я думал — ночи нет конца:
Таких порывов не терпели
Наш дуб и тополь месяца.

Но солнце брызнуло с постели
Снопом огня и багреца,
И вмиг у моря просветлели
Морщины древнего лица...

И пусть, как ночью, ветер рыщет,
И так же рвет, и так же свищет,—
Уж он не в гневе божество.

Кошмары ночи так далеки,
Что пыльный хищник на припеке —
Шалун и больше ничего.

<1904>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ДРУГОМУ

Я полюбил безумный твой порыв,
Но быть тобой и мной нельзя же сразу,
И, вещих снов иероглифы раскрыв,
Узорную пишу я четко фразу.

Фигурно там отобразился страх,
И как тоска бумагу сердца мяла,
Но по строкам, как призрак на пирах,
Тень движется так деланно и вяло;

Твои мечты - менады по ночам,
И лунный вихрь в сверкании размаха
Им волны кос взметает по плечам.
Мой лучший сон - за тканью Андромаха.

На голове ее эшафодаж,
И тот прикрыт кокетливо платочком,
Зато нигде мой строгий карандаш
Не уступал своих созвучий точкам.

Ты весь - огонь. И за костром ты чист.
Испепелишь, но не оставишь пятен,
И бог ты там, где я лишь моралист,
Ненужный гость, неловок и невнятен.

Пройдут года... Быть может, месяца...
Иль даже дни, и мы сойдем с дороги:
Ты - в лепестках душистого венца,
Я просто так, задвинутый на дроги.

Наперекор завистливой судьбе
И нищете убого-слабодушной,
Ты памятник оставишь по себе,
Незыблемый, хоть сладостно-воздушный...

Моей мечты бесследно минет день...
Как знать? А вдруг с душой, подвижней моря,
Другой поэт ее полюбит тень
В нетронуто-торжественном уборе...

Полюбит, и узнает, и поймет,
И, увидав, что тень проснулась, дышит,-
Благословит немой ее полет
Среди людей, которые не слышат...

Пусть только бы в круженьи бытия
Не вышло так, что этот дух влюбленный,
Мой брат и маг не оказался я
В ничтожестве слегка лишь подновленный.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


* * *

В ароматном краю в этот день голубой
Песня близко: и дразнит, и вьется;
Но о том не спою, что мне шепчет прибой,
Что вокруг и цветет, и смеется.

Я не трону весны — я цветы берегу,
Мотылькам сберегаю их пыль я,
Миг покоя волны на морском берегу
И ладьям их далекие крылья.

А еще потому, что в сияньи сильней
И люблю я сильнее в разлуке
Полусвет-полутьму наших северных дней,
Недосказанность песни и муки...

<1904>

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


EGO

Я — слабый сын больного поколенья
И не пойду искать альпийских роз,
Ни ропот волн, ни рокот ранних гроз
Мне не дадут отрадного волненья.

Но милы мне на розовом стекле
Алмазные и плачущие горы,
Букеты роз увядших на столе
И пламени вечернего узоры.

Когда же сном объята голова,
Читаю грез я повесть небылую,
Сгоревших книг забытые слова
В туманном сне я трепетно целую.

Примечания
Ego — Я (лат.).

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


* * *

Когда, влача с тобой банальный разговор
Иль на прощание твою сжимая руку,
Он бросит на тебя порою беглый взор,
Ты в нем умеешь ли читать любовь и муку?

Иль грустной повести неясные черты
Не тронут никогда девической мечты?..
Иль, может быть, секрет тебе давно знаком,
И ты за ним не раз следила уж тайком...

И он смешил тебя, как старый, робкий заяц,
Иль хуже... жалок был — тургеневский малаец
С его отрезанным для службы языком.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ЕЩЕ ЛИЛИИ

Когда под черными крылами
Склонюсь усталой головой
И молча смерть погасит пламя
В моей лампаде золотой...

Коль, улыбаясь жизни новой,
И из земного жития
Душа, порвавшая оковы,
Уносит атом бытия,—

Я не возьму воспоминаний
Утех любви пережитых,
Ни глаз жены, ни сказок няни,
Ни снов поэзии златых,

Цветов мечты моей мятежной
Забыв минутную красу,
Одной лилеи белоснежной
Я в лучший мир перенесу
И аромат, и абрис нежный.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


С КРОВАТИ

       Моей garde-malade1

Просвет зелено-золотистый
С кусочком голубых небес —
Весь полный утра, весь душистый,
Мой сад — с подушки — точно лес.

И ароматы... и движенье,
И шум, и блеск, и красота —
Зеленый бал — воображенья
Едва рожденная мечта...

Я и не знал, что нынче снова
Там, за окном, веселый пир.
Ну, солнце, угощай больного,
Как напоило целый мир.

Примечания
1. garde-malade — Сиделке (фр.). Обратно

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ИЗ ОКНА

За картой карта пали биты,
И сочтены ее часы,
Но, шелком палевым прикрыты,
Еще зовут ее красы...

И этот призрак пышноризый
Под солнцем вечно молодым
Глядит на горы глины сизой,
Похожей на застывший дым...

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ЗИМНИЙ СОН

Вот газеты свежий нумер,
Объявленье в черной раме:
Несомненно, что я умер,
И, увы! не в мелодраме,

Шаг родных так осторожен,
Будто всё еще я болен,
Я ж могу ли быть доволен,
С тюфяка на стол положен?

День и ночь пойдут Давиды,
Да священники в енотах,
Да рыданье панихиды
В позументах и камлотах.

А в лицо мне лить саженным
Копоть велено кандилам,
Да в молчаньи напряженном
Лязгать дьякону кадилом.

Если что-нибудь осталось
От того, что было мною,
Этот ужас, эту жалость
Вы обвейте пеленою.

В белом поле до рассвета
Свиток белый схороните..
. . . . . . . . . . . . .
А покуда... удалите
Хоть басов из кабинета.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


СОН И НЕТ

Нагорев и трепеща,
Сон навеяла свеча...
В гулко-каменных твердынях
Два мне грезились луча,
Два любимых, кротко-синих
Небо видевших луча
В гулко-каменных твердынях.

Просыпаюсь. Ночь черна.
Бред то был или признанье?
Путы жизни, чары сна,
Иль безумного желанья
В тихий мир воспоминанья
Забежавшая волна?
Нет ответа. Ночь душна.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


* * *

Не могу понять, не знаю...
Это сон или Верлен?..
Я люблю иль умираю?
Это чары или плен?

Из разбитого фиала
Всюду в мире разлита
Или мука идеала,
Или муки красота.

Пусть мечта не угадала,
Та она или не та,
Перед светом идеала,
Пусть мечта не угадала,
Это сон или Верлен?
Это чары или плен?

Но дохнули розы плена
На замолкшие уста,
И под музыку Верлена
Будет петь моя мечта.

Иннокентий Анненский. Трактир жизни.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва, Эксмо-пресс, 1998.


ПОЭТУ

В раздельной четкости лучей
И в чадной слитности видений
Всегда над нами — власть вещей
С ее триадой измерений.

И грани ль ширишь бытия
Иль формы вымыслом ты множишь,
Но в самом Я от глаз Не Я
Ты никуда уйти не можешь.

Та власть маяк, зовет она,
В ней сочетались бог и тленность,
И перед нею так бледна
Вещей в искусстве прикровенность.

Нет, не уйти от власти их
За волшебством воздушных пятен,
Не глубиною манит стих,
Он лишь как ребус непонятен.

Красой открытого лица
Влекла Орфея пиерида.
Ужель достойны вы певца,
Покровы кукольной Изиды?

Люби раздельность и лучи
В рожденном ими аромате.
Ты чаши яркие точи
Для целокупных восприятий.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


[МОЯ ТОСКА]

       [М. А. Кузмину]

Пусть травы сменятся над капищем волненья,
И восковой в гробу забудется рука,
Мне кажется, меж вас одно недоуменье
Всё будет жить мое, одна моя Тоска...

Нет, не о тех, увы! кому столь недостойно,
Ревниво, бережно и страстно был я мил...
О, сила любящих и в муке так спокойна,
У женской нежности завидно много сил.

Да и при чем бы здесь недоуменья были —
Любовь ведь светлая, она кристалл, эфир...
Моя ж безлюбая — дрожит, как лошадь в мыле!
Ей — пир отравленный, мошеннический пир!

В венке из тронутых, из вянущих азалий
Собралась петь она... Не смолк и первый стих,
Как маленьких детей у ней перевязали,
Сломали руки им и ослепили их.

Она бесполая, у ней для всех улыбки,
Она притворщица, у ней порочный вкус —
Качает целый день она пустые зыбки,
И образок в углу — сладчайший Иисус...

Я выдумал ее — и всё ж она виденье,
Я не люблю ее — и мне она близка,
Недоумелая, мое недоуменье,
Всегда веселая, она моя тоска.

12 ноября 1909, Царское Село

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.


ЯМБЫ

О, как я чувствую накопленное бремя
Отравленных ночей и грязно-бледных дней!
Вы, карты, есть ли что в одно и то же время
Приманчивее вас, пошлее и страшней!

Вы страшны нежностью похмелья, и науке,
Любви, поэзии - всему вас предпочтут.
Какие подлые не пожимал я руки,
Не соглашался с чем?.. Скорей! Колоды ждут...

Зеленое сукно - цвет малахитов тины,
Весь в пепле туз червей на сломанном мелке...
Подумай: жертву накануне гильотины
Дурманят картами и в каменном мешке.

Иннокентий Анненский.
Стихотворения и трагедии.
Сер.: Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1990.

Иннокентий Фёдорович Анненский в Сети